Книга Армейские байки. Как я отдавал Священный долг в Советской армии, страница 45 – Андрей Норкин

У штаба курили несколько офицеров, туда-сюда сновали только что позавтракавшие солдаты, да к дверям приближался караул, менять часового на первом посту. Я же спрятался под деревом. Ребята в это время растолкали «газик» до такой степени, что он уже был в состоянии пару десятков метров катиться самостоятельно, тем более что дорога шла под горку. Скрипнув тормозами, машина остановилась. Тут я заорал страшным голосом: «Полк, смирно!»

Такую команду должен был подавать дежурный по части при появлении на территории командира полка или какого-то более высокого начальства. Дежурный, естественно, знал, что в машине никакого командира нет, он ведь пару минут назад сам распоряжался отправить за ним другой автомобиль. Поэтому команды и не давал. Но все остальные-то были не в курсе! «А мужики-то не знали!» Офицеры побросали под ноги бычки, караул и все праздношатающиеся остановились, вытянув руки по швам. И, надо отдать должное Кличко, мы с ним об этом не договаривались!

Вальяжно выбравшись из машины, Женя громко хлопнул дверью и пискнул:

– Вольно!

Пару секунд все молча хлопали глазами, пытаясь понять, что произошло. Первым раскололся дежурный по штабу, за ним другие офицеры, а потом уже и все остальные. Самым довольным, по-моему, был рядовой Кличко, пусть и всего несколько мгновений, но командовавший целым артиллерийским полком!

Полноценное же руководство нашей частью для подполковника Ухова и майора Кашина началось с ЧП. На первых порах ничего особенного не отмечалось – замначальника штаба, майор Ларцев ушел в запой. Дело, как говорится, житейское. Может, что-то у него не сложилось с новым начальником, может, дома какая неприятность произошла… Так или иначе, запил мужик.

Утром ко мне зашел подполковник Жилин, уже избавившийся от обязанности замещать начальника штаба и вернувшийся в свой «кабачок».

– Андрюха, ты послушай-ка! Сбегай к Ивану домой, узнай, чего там. И мне потом расскажешь, лады?

– Хорошо, товарищ подполковник, сейчас сбегаю, – я вытер перепачканные тушью руки и пошел в городок. Дверь квартиры Ларцевых открыл их сын, старшеклассник.

– Привет! Отец дома? – спросил я его.

– В гараже он. Ты же знаешь наш гараж?

– Ну, как не знать! – за это лето я изучил этот гараж вдоль и поперек. Он служил майору Ларцеву не только для хранения его «Москвича», но и в качестве то ли выездной дачи, то ли тайного укрытия.

– Товарищ маойр! Иван Дмитрич! – заколотил я в железные ворота. – Это я, Андрей! Меня к вам Жилин прислал, – орал я где-то с минуту. Наконец дверь приоткрылась, и на солнце выполз заспанный майор в майке и трениках.

– Чего тебе? – буркнул он, потерев густо заросший щетиной подбородок.

– Жилин просил узнать, как вы тут? Начальник штаба – новый. Волнуется… И сам Жила волнуется.

– Ладно… Скажи чтоб не волновались… – Ларцев задумался. – Завтра приду.

Я вернулся в штаб, нашел подполковника Жилина и передал ему состоявшийся разговор.

– Ну, хорошо, – сказал Жилин. Я согласился. И мы оба ошиблись.

На следующий день Жила снова зашел ко мне в кабинет, на этот раз чернее самой черной грозовой тучи.

– Иван помер! – огорошил он меня прямо с порога. Я от неожиданности даже не нашелся, что спросить. Поэтому Жилин продолжил: – Отравился. Пьяный был…

В тот вечер, уже после того как я разбудил его в гараже, майор Ларцев еще выпил коньяка, хранившегося там же, в большой канистре, и лег спать. Проснувшись, он, видимо, решил поставить точку в затянувшихся возлияниях. Но последний глоток оказался на самом деле последним. Мой начальник перепутал канистры и вместо коньяка хватанул несколько полновесных глотков антифриза. Ему хватило сил выбраться из гаража и сделать несколько шагов по направлению к дому. Но до госпиталя его уже не довезли, он скончался в машине «Скорой помощи».

Иван Дмитриевич был странным офицером. Как бы он ни старался выглядеть грозным начальником, у него это не получалось. Он даже ругался как-то смешно. Хотя, честно говоря, он и ругался-то редко. Все эти почти полтора года я жил у майора Ларцева, как у Христа за пазухой, зная, что он не даст меня в обиду никому из офицеров, закроет глаза на постоянные отлучки в клуб и даже не рассердится, если застанет спящим на столе в кабинете. Если бы мне нужно было назвать самого невоенного, самого домашнего офицера нашего полка, я бы назвал таковым майора Ларцева, забавного, безобидного человечка, с вечно сдвинутой набок и на затылок фуражке.

Естественно, когда понадобилось помогать с организацией похорон, я и не думал отнекиваться. Даже когда выяснилось, что нужно ехать в морг, забирать тело. Медбрат был тогда в полку один, начальник санчасти отсутствовал. Вот мы со Славой и поехали, предварительно зайдя к Ларцевым в квартиру и забрав чистые белье и обмундирование. Хорек, узнав, что я еду в морг, сделав круглые глаза, уверенно сообщил мне, что я теперь есть не смогу. Как минимум несколько дней.

В морге покойник был только один. Тело майора лежало на столе, голое, с огромным синим шрамом, тянувшимся от горла до паха. Я даже не предполагал, что после вскрытия остается такой ужасный след! Шов зашили криво, большими толстыми стежками. Этот шов притягивал к себе все внимание. И при жизни-то миниатюрный майор теперь казался совсем крошечным, какой-то детской игрушкой, которую нерадивые хозяева решили подлатать после долгих лет хранения на заброшенном чердаке.

– Ты как? – спросил меня медбрат Слава, до сих пор не утвердившийся в уверенности, что со мной все будет в порядке. Он-то знал, что я впервые в жизни так близко вижу мертвое человеческое тело.

– Да я в порядке, – сказал я. Это была правда. Мне казалось абсолютно естественным, что именно я приехал помочь санитару подготовить к погребению человека, с которым прожил и проработал почти полтора года.

Белье на труп мы надели без проблем, а вот дальше стало сложнее. Тело уже закоченело и конечности совершенно не гнулись. Я боялся, что если мы надавим сильнее, то сломаем руку или ногу.

– Давай, давай! Сильнее! – прикрикнул Слава. – Ничего ты ему уже не сделаешь. А так хрен мы его согнем!

Вздохнув, я поднатужился, и дело пошло быстрее. Через полчаса все было закончено. Иван Дмитриевич лежал в полной парадной форме, разве что на ногах отсутствовали сапоги. Мы надели на него какие-то легкие туфли, видимо специально подготовленные для похорон. В машину тело должны были загрузить работники морга.

Вышли покурить. День стоял солнечный и совершенно не соответствовавший настроению.

– А ты врачом не хотел стать? – вдруг спросил меня медбрат.

– Меня об этом с детства спрашивали, – улыбнулся я. – Я в четыре года два раза в больницу попадал. Сначала с гангренозным аппендицитом, потом с ущемленной грыжей. Так что меня все дразнили, что я хирургом стану. А почему ты спрашиваешь?

– Да, честно говоря, первый раз вижу человека, который в такой ситуации настолько спокоен, – сказал Слава. – Из тебя бы мог врач получиться.