Книга Соль и шторм, страница 9 – Кендалл Калпер

– Нужно, чтобы островитяне нам доверяли, поэтому у нас не должно быть любимчиков, – наставляла когда-то меня бабушка.

– Томми… – начала я.

Но не успела договорить, как он вытолкнул вперед парнишку.

– Это Джимми Рикерс. Он хочет узнать про свой сон! – оборвал меня Томми, довольно ухмыляясь.

Затем обратился к мальчишке:

– Восемьдесят центов – мисс Роу, двадцать – мне.

Я взглянула на мальчика. Ему было от силы лет тринадцать. Он робко улыбался и смущенно поглядывал на меня из-под длинной светлой челки, и я почувствовала, как во мне нарастает раздражение.

– Не сегодня, – отрезала я, и улыбка тотчас сползла с лица Томми.

– Да ты что! – воскликнул он, подошел поближе и зашептал: – Мне срочно нужны двадцать центов! Я задолжал два доллара Джо Кингу. Да и Джимми я пообещал, что ты это сделаешь.

Я бросила на Томми недобрый взгляд. Читать сны по указке не стану, даже для него.

– Может, позже, – произнесла я. – Поговорим?

Повисла пауза. Я надеялась, что Томми не будет настаивать на своем, и он, немного помолчав, буркнул:

– Ладно. Зайдем в контору.

Я прошла за ним следом, затворив дверь. Из огромного, во всю стену, окна открывался вид на док. Я нахмурилась – с одной стороны, берег был как на ладони, а с другой – за нами тоже мог наблюдать кто угодно.

– Ну? – спросил он.

У меня неожиданно засосало под ложечкой.

– Мне надо… кое-что сообщить бабушке.

Томми напрягся.

– Сообщить? Но… Эвери, это же опасно.

Несколько лет назад, когда мы только с ним познакомились, Томми сам предложил передать бабушке весточку от меня. Но моя мать почти сразу поймала его. Чем только он ей ни клялся, что это была целиком и полностью его идея, а я, мол, об этом даже не догадывалась. Потом Томми, белее полотна, подошел ко мне и с дрожью в голосе сказал, что мать запретила мне помогать. А если он еще раз выкинет что-нибудь подобное, то очень сильно пожалеет. Мы оба согласились, что рисковать не стоило.

– Да, Томми, опасно, – согласилась я. – Но не будь это так важно, я бы и просить тебя не стала.

– Но твоя мать сказала, что со мной случится что-то плохое. Да и бабушка не приедет в Нью-Бишоп. Ведь тогда мать и вовсе увезет тебя с острова. Ты не…

– Знаю, – я оборвала его на полуслове, но, поразмыслив, вынуждена была признать, что он прав.

Я, должно быть, сошла с ума, если решила так рисковать.

– Ладно, забудь, – вздохнула я. – Извини, Томми, я попытаюсь придумать что-нибудь другое.

Томми меня остановил на пороге:

– Эвери, стой. Все в порядке. Я сделаю это.

– Нет, Томми, слишком опасно. Я вообще не должна была тебе об этом говорить.

Он усмехнулся:

– Да брось! Я сам хочу тебе помочь.

Я смотрела на него с минуту, а затем решилась. Достала из кармана серебряный доллар, протянула Томми, но тот не взял:

– Да ну! Я и просто так схожу.

Вот еще! Бабушка учила: «Никогда не делай то, что может навредить нашей репутации». А что может быть для репутации хуже, чем неоплаченные услуги?

– Это для Джо Кинга, – сказала я и положила монетку на стол.

На этот раз, к моему облегчению, Томми отказываться не стал и убрал доллар в карман.

– С чего это ты вдруг решила с ней связаться? – спросил он.

Едва я открыла рот, чтобы рассказать о своем жутком видении, как слова встали в горле комом. Могу ли я доверять старине Томми? Стоит ли рассказать ему, что видела, как меня пытались прикончить? Неожиданно подкралась и вовсе темная мысль: «Любой может оказаться одним из убийц. И Томми Томпсон не исключение».

– Я… лучше напишу, а ты передашь.

Томми нахмурился. Мои слова задели его. Кроме того, записка могла стать опасной уликой в том случае, если его перехватит моя мать.

– Ты мне не доверяешь?

Как ему было объяснить, что я никому не могу довериться? Даже единственному другу, который ради меня был готов подвергнуться опасности.

– Тебе необязательно это делать, – сказала я. – Если ты беспокоишься, что тебя поймают, давай просто забудем об этом.

Вместо ответа он лишь вздохнул, затем достал из кармана клочок бумаги и огрызок карандаша.

На душе сразу потеплело. Как я была ему благодарна в этот миг! Томми, дорогой Томми, лучший друг на свете!

Я взяла карандаш, но меня вновь одолели сомнения. Внезапно по телу пробежал неприятный холодок. Руки и ноги покрылись мурашками. Я поняла, что не могу написать о своем кошмаре, но Томми стоял за спиной и ждал, не сводя с меня глаз. Собравшись с духом, я быстро нацарапала: «Я видела дурной сон. Мне нужна твоя помощь». Затем сложила записку и протянула Томми, который тут же спрятал ее в карман.

– Когда пойдешь? Сегодня вечером? Ее ответ можешь потом передать одной из наших служанок, что работают на кухне, – голос мой звучал взволнованно, пожалуй, даже слишком.

Томми замешкался на секунду, но согласился:

– Хорошо, так и сделаю.

Я кивнула, стараясь успокоиться, но сердце все равно стучало как бешеное. Тогда Томми обнял меня за плечи:

– Что бы ни случилось, Эвери, скоро все наладится.

Он говорил мягко и вместе с тем очень уверенно, и впервые с того момента, как мне привиделся кошмар, я улыбнулась.

После разговора с Томми я вернулась домой. Незаметно проскользнула в свою комнату. Теперь оставалось только считать часы и ждать новостей. Он будет занят весь день, отвлечется разве что на обед, а к вечеру у него наверняка опять накопятся счета, которые никак нельзя отложить на следующее утро. Получалось, что отправиться в дорогу Томми сможет не раньше десяти-одиннадцати. Если в пути все будет гладко, то за два-три часа он доберется до бабушки, а значит, в Нью-Бишоп вернется уже под утро, по крайней мере, не раньше трех. Даже если он сразу отправится к дому моей матери (а так он наверняка делать не станет – с дороги ведь захочется передохнуть), вряд ли я смогу тайком выйти, чтобы подстеречь его снаружи. Значит, только завтра… еще целые сутки ожидания и беспокойства.

От голода у меня живот подвело. Я перестала мерить шагами комнату, тихо спустилась на кухню и утянула ячменную лепешку. Затем снова вернулась к себе. Двадцать четыре часа… Не так уж это и долго – в конце концов, о побеге я мечтала целых четыре года. Вспомнился самый первый день, когда мать только привезла меня к себе, и я невольно содрогнулась.

– Ну, вот, я спасла тебя, – заявила она тогда. – Ты ничего не хочешь мне сказать?

Она наклонилась ко мне так близко, что я смутилась. Прежде мне никогда не доводилось видеть лицо, так сильно обезображенное шрамом.