Онлайн книга «Боевая машина любви»
|
Север. Значит, восток, запад и юг ждут его! 2 Овель, по уверениям подруги, отвечала за восточное направление. С восточным ветром он намучился больше всего. По мнению подруги, ключами к ней были «слабость, свежесть и обман». В качестве демонстрации своей слабости, Лараф покаялся в связи со Звердой и признал свое поведение отвратительным. Также он поклялся ей, как и Сиятельной, что больше никогда и ни за что… Он говорил так жалостливо и, главное, так прочувствованно напирал на святость и нерушимость брачных уз, что Овель ничего не оставалось, как признать его правоту. И, стиснув зубы, признать, что неверность мужа – еще не повод для того, чтобы отказывать ему от ложа. Для «свежести» Лараф облил себя и свою одежду «ласарской водой». Теперь от него за версту разило перечной мятой и жимолостью. А в качестве обмана налил в кубок Овель молодого аютского, чьи афродизиатические свойства были известны даже младенцам. В аютское, которое – если только было настоящим – природно имело розовый цвет, он добавил немного чернил из чернильницы. Так, что оно приобрело цвет обычного красного виноградного вина. И снова книга оказалась права. Овель ничего не оставалось, как покорно раздвинуть ноги. Овель очень понравилась Ларафу. Вкус гнорра приходилось признать прекрасным. «Восточное направление – твое благоприятное направление», – поощрила Ларафа книга. Но книга была категорически против того, чтобы Лараф останавливался на достигнутом. «Твой член нужен тебе не только для того, чтобы писать», – отчитала книга Ларафа и он начал поиски Запада. Женщину-Запад он нашел на вечерней гулянке у Сиятельной. Ею оказалась дама Первого Ранга госпожа Элия. Дама была похожа на пышечку, облепленную сахарной пудрой. Помимо страсти к пудре, Элия отличалась невообразимой глупостью, имела взбалмошный нрав и любила музыку. Лараф пропел ей на ухо первый куплет из песни «Ой, где цветики срывала, там теперь чертополох». Госпожа Элия смеялась до упаду. Лараф неряшливо овладел ею в комнате прислуги прямо во время ужина, поскольку ключом к ней была «стремительность и угождение». Затем была женщина-Юг. Все знаки, на которые указала ему подруга, разложились так, что южным направлением ведала служанка Овель по имени Ниэла. На Ниэлу у Ларафа не оставалось сил. Так ему, по крайней мере, казалось поначалу. Но когда Ниэла, проявив неожиданную сметливость, склонила его к Задней Беседе, а затем – к Первому Сочетанию Устами, Лараф посмотрел на эту связь по-другому. Что может быть слаще нарушения Уложений? Только особо злостное нарушение Уложений, милостивые гиазиры. Так прошли три дня. А когда утром четвертого Лараф снова открыл книгу, то увидел картинку. Одноосная колесница, запряженная вместо лошадей мужчиной и женщиной. Мужчина и женщина были голыми и бесстыжими. Они не находили нужным художественно прикрывать свои причинные места ладонями. Лараф задержался взглядом на огромном колесе колесницы, каждая спица которого представляла собой длинный фаллос. В возке стояли два сосуда, похожие на те, в которых на маслобойнях хранится соевое масло. Лараф знал, что вместо масла в сосудах хранятся любовь и власть. В левом – любовь. В правом – власть. Хотя и не спрашивал себя, откуда ему это известно. «Боевая машина любви», – гласила подпись под рисунком. 3 – Наш Лоло как с цепи сорвался! – хмыкнула Зверда, когда гнорр под изобретенным на скорую руку предлогом скрылся с приема у Сиятельной в обществе Дамы Второго Ранга Стигелины. Самой Сиятельной, к счастью, в этот момент не было поблизости. Зверда смекнула, что Лараф наверняка прекрасно рассчитал время, чтобы окончить со Стигелиной как раз к возвращению княгини. – Вы как всегда правы, моя баронесса. Днесь наблюдал, как он горничную естествует. И откуда только силы берутся! – пробасил Шоша. – Силы не его, а гнорра. И где он теперь, кстати – ума не приложу! – А вы меньше прикладывайте, моя милая. Подозреваю, ваш Лагха уже пророс цветком в Проклятой Земле Грем. Шипастым таким репяхом. – А если не пророс? – Что за наивные предположения? – Предположения нисколько не наивные. Вы же сами говорили – этого врага нельзя недооценивать. – Недооценивать-то может и нельзя. Но и переоценивать не должно. Что случается с семенем души после развоплощения? – с менторской интонацией спросил Шоша. – Правильно, моя баронесса. Семя души улетает. Фьють – и улетело! Шоша помахал руками наподобие птицы. Зверда громко засмеялась, но никто за столом не обратил на них внимания. Дворцовый люд был поглощен своими делами – опьянением, флиртом, обсуждением неожиданного темперамента гнорра, наконец. Очень скоро Лараф и Стигелина вернулись к обществу. На лице Ларафа лежала печать утомления, три капельки пота блестели на лбу. Госпожа Стигелина тоже казалась усталой и довольной. Только ее щедро завитой парик чуть съехал на затылок. Впрочем, никто кроме Зверды не обратил на это внимания. – Не знаю даже, что он будет делать, когда всех тут переимеет? В Харрену поедет, что ли? – меланхолически предположил Шоша. – Начнет заново. По второму кругу, – строго сказала Зверда. – Какая Харрена? Ему и тут будет дел по горло. Я уж постараюсь. Шоша бросил взгляд в сторону окна. Наконец-то, как они и ожидали, месяц затянуло тучами. – Ну что, нам пора, – шепнул Шоша, прихватывая баронессу под локоть. – А то прадедушка наш Санкут там подзалежался. – Авось, не скис еще, – сверкнула своими крепкими белыми зубами Зверда. Они вышли. Вино и обильно заправленные специями блюда незаметно вскружили голову обоим. И Зверде, и Шоше. Они не заметили, что почти сразу вслед за ними из-за стола поднялся пар-арценц Опоры Вещей Альсим, также известный в Пиннарине как чиновник Дома Недр и Угодий Ера окс Ланай. 4 Выйдя вослед Зверде и Шоше из дворца, Альсим накинул на плечи грязный плащ, покрытый латками, и нахлобучил на голову шапку из енота. От нее за версту разило псиной и житейской неустроенностью. Шапка спускалась прямо ему на глаза. Длинный мех бросал на лицо беспорядочные тени, так что прохожим, идущим ему навстречу, казалось, что человек в плаще дряхл, одышлив и вдобавок зарос грязью и щетиной. Хотя Альсим по-прежнему оставался холеным, гладко выбритым и молодцеватым. Походка Альсима тоже изменилась и стала разболтанной и шаркающей. Он подобрал у обочины дороги палку – вышел неплохой посох. Спина Альсима ссутулилась, а плечи, казалось, стали уже. |