Онлайн книга «Боевая машина любви»
|
Весь следующий день Лагха суетился как мог. Провел смотр внутренней стражи Свода Равновесия. Объехал верхом почти весь обвод пиннаринской крепостной стены. Еще раз осмотрел фальмский парусник, временно арестованный в гавани. Заодно поговорил с Цервелем, наемным капитаном фальмских баронов. Цервель был туп, как и всякий тертый-катаный морской волк. Это Лагха давно заметил – чтобы не сойти с ума, морячки как правило катастрофически глупеют. Либо подлеют, и тогда их подлая изворотливость людям недалеким начинает казаться изощренным умом. Цервель честно признался, что ему не нравятся его хозяева, что сам он родом из Глиннарда и будь его воля – послал бы своих нанимателей прямо в пасть к Хуммеру. Однако своей воли у него нет, потому что договор есть договор, а деньги есть деньги. По слухам, на Фальме есть еще один его соотечественник, какой-то опальный харренский вояка, который заведует армией баронов Маш-Магарт. Так вот тот, кажется, в своих хозяевах души не чает. Про барона Вэль-Виру Цервель не знает ровным счетом ничего, но твердо уверен, что он такой же ублюдок, как и Шоша. На прямой вопрос, что капитан думает о Своде Равновесия, Цервель, не задумываясь, ответил: «Первый раз слышу. Это какой-то местный рынок?» На выходе из порта Лагха столкнулся с Альсимом. – Милостивый гиазир, я вас целый день ищу. Вынужден просить у вас разговора. – Разговаривай, – повел плечом Лагха. – Я не смею подвергать сомнению вашу прозорливость, а потому никогда не стал бы… – Альсим, говори по сути. – Установлено ли особое наблюдение за фальмским посольством? – Нет. – Я так и подозревал. – В этом нет необходимости. В Старом Ордосе за ними найдется кому присмотреть, это служебная обязанность тамошнего Свода. А что толку следить за послами на тракте? Только морочить голову нашим людям. – Милостивый гиазир, получены важные сведения. Мои подчиненные последние дни занимались одним стариком. Судя по всему, это был такой же «откидной дурак», как и наш друг Сорго. Интересно, что он тоже родом из вайского уезда, но покинул его лет сорок назад. Степень вероятного родства с Сорго установить не удалось, да это и не столь важно. Старик занимался мелкой работой по железу и меди. В Пиннарине жил с шестидесятого года. Служил смотрителем механизмов и починщиком в порту. Когда фальмский парусник ворвался в гавань, старикан проверял маяк на западном молу. Сторожевая галера, которую послы притащили за собой, как собачку на привязи, врезалась в мол. Тут-то со старичком и случился припадок. По сообщению гребца, который первым выбрался на мол с разбитой галеры, смотритель лежал на спине у подножия маяка и причитал, что два зверя прошлись по его немощному телу: дева с головой медведя и муж в панцире ползучего гада. – Какие выводы? – Милостивый гиазир, я хочу, чтобы выводы вы сделали без моей помощи. Извольте дослушать. Лагха краем глаза заметил, что особа, которая только что пронеслась мимо в двуколке, представляет собой точную копию Зверды. В снежинке, севшей ему на рукав, гнорр без труда опознал блеск белых зубов баронессы. Похмелье прошло, но наваждение продолжалось. – Альсим, ты видишь мой След? – Да, милостивый гиазир. – С ним все в порядке? – Да. Но, честно признаться, таким измученным я видел вас только на Перевернутой Лилии. – Я не рассказывал этого никому, но тогда у меня в мозгу сидел жизнеточец. Его подсадил Иланаф, агент Норо. Ты можешь проверить меня на жизнеточца? – Прямо здесь? – Прямо здесь! – Здесь не могу. Вы это знаете лучше меня. И вообще не рискнул бы. Моего искусства может не хватить. Даже о проверке лучше просить Знахаря. Не говоря уже об извлечении. – Тогда идем в Свод. Расскажешь по дороге. «Близок, близок День Охарада!» – подумал Альсим. Он не верил в День Охарада. Равно как и в Пробуждение Хуммера. Пар-арценц был приверженцем циклического мировидения: «От первого к последнему за тем, чтобы последний первым обратился…» Однако ирония, с которой привык вспоминать Альсим пророчество о Дне Охарада, на этот раз отдавала мертвечиной. Служба, впрочем, оставалась службой. Пар-арценц продолжал: – Донос попал к нам только спустя два дня. Мы установили за стариком наблюдение. Когда стало ясно, что наблюдать особо не за чем – все лежало на поверхности – мои люди его взяли. Старик ходил по домам в квартале стеклянщиков и предлагал купить у него что бы вы думали? – Коготь Хуммера. – Нет. Некий предмет, посмотрев в который, всякий может увидеть «подлинную суть вещей». – Он что – невменяемый? – Я же сказал – дурак. – Ну и как суть вещей? – Никак. Предмет представляет собой старое железное кольцо от дальноглядной трубы без признаков Изменений и без стекла. Если смотреть сквозь это кольцо, то ничего особенного не видно. Все выглядит точно так же, как если смотреть невооруженным глазом. – Дальше. – Дальше самое важное. Старика взяли вчера. Вчера же его пытались забрать у моих подчиненных два аррума из Опоры Писаний. Разумеется, оснований у них на это не было никаких. В итоге старик скончался на глазах у моих людей. – Где это произошло? – Прямо в Своде Равновесия, на выходе из подъемника. – Шилолова кровь… Имена аррумов известны? – Нет. – В таком случае откуда ты знаешь, что это именно аррумы и что они из Опоры Писаний? – Это сказал старик перед смертью. Ему, видите ли, открылось, что клинки его недоброжелателей сотканы из облаков и молний. Это можно понимать по-разному, но намек на «облачные» клинки, по-моему, недвусмысленный. Еще старик на прощание прохрипел, что люди с необычными клинками вписали ему в сердце «знак быстрой смерти». Я не знаю точно, что это значит, но понятно, что речь идет о каком-то боевом заклинании. Такими владеют только старшие офицеры Опоры Писаний. – Это трофейная магия смегов. Там много Знаков, но самые расхожие – быстрой и долгой смерти. А в твоей Опоре стариком занимались, конечно же, рах-саванны? – Да. – Где сейчас Сонн? – Насколько мне известно, Сонна нет в Пиннарине. – И где же он? – О том надо спрашивать у Опоры Единства. По моим сведениям, Сонн под предлогом неотложного расследования выехал в направлении Нового Ордоса. – Откуда очень легко свернуть на Старый Ордос по Тропе Таная. – Вот именно. – Что с железкой, «открывающей суть вещей»? – Она при мне. |