Онлайн книга «Полет орлицы»
|
— Все гораздо серьезнее, Жанна. — Кажется, его злила ее беспечность. — Законы, принятые Генеральными штатами, не приемлемы для нас. Не хуже моего ты знаешь, что у Карла Орлеанского больше прав на престол Франции, чем у Валуа. Мать и отец отреклись от нашего короля — назвали ублюдком. Мы служили ему только потому, что он был первым из сеньоров Франции. Мы поставили на него. Но скоро появится законный наследник — сын Людовика и Валентины Висконти. По праву престолонаследия он, и только он, должен сесть на трон Франции! — У тебя далеко идущие планы, — Жанна с трудом верила в услышанное. — А как ты думала, моя милая принцесса? Хозяйка Жольни недоуменно покачала головой: — А как же дофин? Семнадцатилетний Людовик? — Он — сын своего отца. И нужен нам только на время… — А когда это время закончится? — Во Франции много провинций, Жанна. Одну отдадут ему. — И кто же поддержит тебя? — Меня поддержат рыцари Орлеана. — А принцы — Алансон, к примеру? — Алансон, Клермон и Карл Анжуйский также хотят отстранить от власти Карла Валуа, но они задумали посадить на трон дофина Людовика, чтобы от его имени управлять страной. Им дела нет до Карла Орлеанского. — А мои капитаны — Ксентрай и Ла Ир? — Твои доблестные капитаны и мои друзья раздумывают. — А братья де Шабанн? — Антуан поддержит меня, Жан — Алансона. Со мной граф Вандом, а также де Бризе и де Бюэй. Ты их знаешь — надежные рыцари! — Господи Всемогущий, — покачала головой Жанна. — Для того я боролась с англичанами, Бастард, чтобы вы разделили Францию между собой? Перегрызлись, как псы? Для того я страдала в английской тюрьме и терпела унижения, чтобы теперь брат пошел на брата, а сын — на отца? Да вы хуже англичан! Как же вы посмели пойти на своего короля, — вы, французы? — Любой король Франции — всего лишь первый среди равных себе, — холодно сказал Бастард. — Так было веками. Но Карл Валуа посягнул на священное право аристократов — быть свободными в своем выборе. В защите и нападении. Держать войско и угрожать врагу. Карл Орлеанский отменит этот закон. Если мы победим… — А если победят дофин, а с ним Алансон и Клермон? — Тогда дофин Людовик отменит этот закон! А с ним мы сговоримся. — Какая же участь ждет Карла Валуа? — Мы отдадим его под опеку сыну как человека безумного… Почему ты упрямишься? Столько раз он предавал тебя! — Я не пойду против своего короля, каким бы он ни был, — сказала Жанна. — Жалким, ничтожным, трусливым. Одиннадцать лет назад я привела его в Реймс, на голову его был пролит елей святого Хлодвига и возложена корона. Ему и править в этой стране. — Карл Орлеанский — твой брат, Жанна, как и я. У нас один отец — Людовик! — У Карла Валуа тоже. — Это никому не известно, — зло усмехнулся Бастард. — Мне об этом сказал Господь! — А веришь ли ты сама себе, Жанна? Она гордо подняла голову. — Спокойной ночи, Бастард, граф Дюнуа. Слуги уложат спать тебя и твоих людей. Но, засыпая, помни: если вы все, забывшие о чести, ввергнете Францию в гражданскую войну и англичане вновь займут наши земли, которые мы отвоевывали такой кровью, Господь не простит вас. А я — прокляну. Орлеанский Бастард выпил еще вина. — Ты сделала свой выбор, — сказал он. Ему было все ясно — на помощь Девы Франции его партия могла не рассчитывать. — Тогда хотя бы скажи, не пойдешь ли ты против Карла Орлеанского, если тебя призоветтвойкороль? Но Жанна только презрительно усмехнулась, так и не удостоив ответом гостя. Взяв подсвечник, она пошла к себе. …Утром она провожала своего брата. Бастард и Дева ехали впереди отряда молчком. За их спинами, в окружении лесов, поднимались серые башни замка Жольни. Отъехав на лье, они увидели на дороге встречный конный отряд, идущий на них. — Кто же это может быть? — всматриваясь вдаль, произнесла Жанна. — Надеюсь, не разбойники? Я даже не взяла с собой меч… — Будьте на чеку, — бросил своим людям Бастард. А спустя несколько минут, ошеломленно добавил: — Кажется, я знаю этого разбойника… — Я тоже, — сказала Жанна. На них двигался отряд человек в тридцать — шел он рысью. По всему, отряд торопился. Он приближался быстро. Уже можно было различить лицо предводителя — лягушачье лицо. Это был второй сын герцога Бретани — Артюр де Ришмон… Два отряда остановились друг против друга. Вокруг были укрытые снегом поля. Вдалеке — леса. Позади серой скалой поднимался Жольни. Храпели лошади, пуская пар из ноздрей. — Дама Жанна, — поклонился хозяйке этих земель коннетабль Франции, даже не взглянув на Бастарда. — Рад видеть вас в здравии. — Спасибо, граф, — она ответила поклоном. — Дама Жанна, я приехал от имени его величества короля Франции Карла Седьмого, — сказал бретонец. — Он просит вас приехать к нему. — Зачем, де Ришмон? Взгляды коннетабля и Орлеанского Бастарда наконец-то встретились. — Его предали, Дама Жанна, предали те, кого он считал самыми близкими друзьями. — Черт! — вырвалось у Дюнуа. — Друзьями! — Именно так, Дама Жанна, — продолжал «человек-лягушка». — Они — оборотни. Они — те, кто вонзает кинжал в спину! Орлеанский Бастард вырвал из ножен меч, сбросил с плеч в снег подбитый мехом плащ. — Это мы — оборотни?! — Орлеанский Бастард, под которым рыл копытами снег и мокрую землю его боевой конь, направил острие меча в сторону коннетабля Франции. — Если хочешь сражаться — я готов! — Нет, Дюнуа, — сказал тот, даже не вынимая меча из ножен. — Не сегодня и не сейчас! Позже! По кивку коннетабля несколько рыцарей и оруженосцев сделали круг перед ним. Теперь уже оба отряда были готовы к битве. Не зря и те, и другие облачились в латы, точно шли на англичан. — Ты — трус, де Ришмон! — выкрикнул Бастард, едва сдерживая коня. — Ты знаешь, что это не так, Дюнуа. Но я нужен своему королю — я обещал ему вернуться живым и разделаться со всеми вами, изменниками короны! И я сдержу свое слово… Дама Жанна, с кем вы? С кем Дева Франции? — Участвовать в распре единокровных братьев, готовых перерезать друг другу глотки? — усмехнулась она. — Увольте… — В таком деле быть в стороне нельзя, — возразил коннетабль. — Я нездорова, де Ришмон, последнее время раны не дают мне покоя. — Конь Жанны тоже волновался. — Война больше не для меня. Она не врала — ранения, полученные в Пуату, иногда тревожили ее не на шутку. Артюр де Ришмон молчал, точно пытался понять — не кривит ли она душой. Он поймал ее взгляд: |