Онлайн книга «Сезон оружия»
|
Наконец тело отпустило Августина. Перед глазами одна за одной начали возникать красочные абстракции, которые сменяли друг друга, словно многоцветные картины в калейдоскопе. Августин чувствовал себя птицей, все дальше улетающей от насиженных мест. Он больше не принадлежал самому себе. Восходящие потоки воздуха – или чего-то, что заменяло воздух, – уносили его туда, где тело и дух ничем друг другу не обязаны. Он не спрашивал себя почему. Августин был не одинок. Он ощущал рядом с собой железную волю Хотоя, увлекающую его куда-то. Он чувствовал пульсации, которые исходили от Томаса. Но он по-прежнему ничего не видел. Видение пришло потом. 10 Мак-Интайр сидел совершенно неподвижно. Щюро шлялся туда-сюда по комнате. Русский мультимиллиардер по-прежнему разглагольствовал – о киборгах второго и третьего поколения, о перспективах, о порядке. Мак-Интайр не слушал. С какого-то момента ему начало казаться, что Щюро умышленно тянет время. Для чего? Ирландец по-прежнему курил. Когда окурок шестой по счету сигары был раздавлен его каблуком, Щюро приблизил к губам браслет и сказал кому-то на том конце отсутствующего провода: «Ну наконец-то! Пусть заходят». Мак-Интайр понял, что в своих подозрениях он был не так далек от истины. – Итак, любезный Мак-Интайр, русский народ в моем лице поведал вам все свои чаяния и надежды. А теперь вам предстоит аналогичная исповедь перед русским народом, – Щюро пустил в ход свое секретное психологическое оружие – иронию высшего порядка, которая заключалась в полном отсутствии иронии. В белоснежную комнату ворвались две дюжины людей с видеокамерами, диктофонами и осветительными приборами. В этой орде даже ребенок из глухой зимбабвийской деревни признал бы журналистов. Тех самых овеянных мифами и раскрашенных пиаром героев, в языке которых профессионализм и продажность обозначаются одним иероглифом. Некоторые из вошедших являлись синхронными переводчиками, что можно было легко заключить по их независимому и высокомерному виду. «Этого еще не хватало!» – выругался себе под нос Мак-Интайр, когда портативные софиты осветили его драный, перепачканный армейский комбинезон и закопченное злое лицо. Репортеры набросились на свою жертву, словно мухи на навозную кучу. Куда бы не повернулся Мак-Интайр, в лицо ему глядела камера. – Новости Второго Канала, – представилась бойкая женщина. – Скажите, с какой целью Интерпол предпринял этот беспрецедентный налет? Ирландец терпеливо дождался, пока переводчик повторит все сказанное ею на английском. – Мы хотели помешать распространению в России систем «Асгард», в каждую из которых внедрен чип обратной связи, позволяющий зомбировать людей посредством ВР, – на чистом русском языке сказал Мак-Интайр, что весьма озадачило присутствующих. Но лишь на минуту. – «Молодая Правда», – представился плечистый молодой (под стать своей «правде») человек, подсовывая под нос Мак-Интайру диктофон. – Почему вы предпочли грубую силу дипломатии? – Невозможно заниматься действенной дипломатией в насквозь коррумпированной стране, – отрезал Мак-Интайр. – Вооруженная акция была и остается единственным способом предотвратить катастрофу. – Шестой Канал. Признаете ли вы себя виновным в гибели… – репортер-коротышка сверился со своим нейлтопом, – …трехсот двенадцати людей? Контактные линзы любопытствующего имели экстравагантный бирюзовый цвет. Он доставал Мак-Интайру до пояса. И тут ирландца пронзила догадка. Что бы он ни говорил, как бы ни позировал, какими бы разоблачениями ни накормил посланцев русских медиа – все без толку. Щюро не боится никаких разоблачений. Не боится потому, что их никто никогда не услышит. – Что здесь произошло? – Почему так много военной техники? – Что случилось с вашими людьми? – сыпалось на него со всех сторон. Мак-Интайр не любил совершать бесполезные действия. Ненавидел метать бисер. – Fuck off! [19] – взревел Мак-Интайр. – FUCK OFF!!! Синхронные переводчики скоренько перевели – надо же им было отрабатывать свои гонорары. Теперь среди собравшихся не было никого, кто бы не понял, что пресс-конференция окончена. 11 День клонился к вечеру. Умиротворение, растворенное в воздухе, передавалось нешироким и совершенно пустынным улицам хутора Глинище. На окраине хутора летний вечер был особенно ощутим – тягучий теплый воздух сгущался по мере того, как сгущались сумерки. Возле доисторического колодца с журавлем стояла скамеечка. На ней полусидел-полулежал человек. Ему было душно. На его лице было написано ожидание встречи. И встреча состоялась. Другой человек в расшитой неведомыми узорами рубахе и болотно-зеленых шортах подошел со стороны леска, видневшегося на горизонте. – Здравствуй, Локи. «Он изменился. Раньше он не сказал бы мне „ты“ и не назвал бы меня Локи. Хотя бы уже потому, что не знал имени своего загадочного работодателя». – Здравствуй, Владимир, – медленно проговорил Локи. – Все, что я хочу тебе сказать, я скажу сразу. Вопреки собственному заявлению, он надолго замолчал, разглядывая небеса, в которых разглядывать было ровным счетом нечего. Даже «Аргуса-18» в них больше не было. Его собеседник не нарушал молчания. Наконец Локи сказал: – «Снарк» мертв. Террористов в России больше не существует. Денег у меня нет. И новый доступ в ВР я тоже сделать тебе не могу. «Убить он меня не сможет. Я выстрелю быстрее. Все равно быстрее». – Значит, так тому и быть. – Владимир Роговцев не выглядел расстроенным. – Все равно возьми. Владимир вынул из кармана холщовый мешочек, и на его ладонь выкатилось одно крохотное смолистое зернышко. – Это и есть саама. Будь осторожен. – Спасибо, Владимир. Я твой должник. Клянусь Утгардом, если я останусь жив, я расплачусь с тобой по счетам. Если ты обманул меня и это не саама, я тоже расплачусь с тобой. Другими купюрами. Красными. Владимир улыбнулся. – Через тысячу кальп. Локи опустил глаза. – Извини. Тяжело было добыть ее? – Нет. – Честно говоря, ты не производишь впечатления хорошего вора. А Хотой не похож на человека, который плохо хранит свои тайны. – Я не крал. Хотой дал мне ее сам. Локи развел руками. В этом жесте было и удивление, и восхищение, и бессилие. Говорить больше было не о чем. – Спасибо, Володя. – Локи поднялся. – Извини, что мы тебя тогда убили. |