
Онлайн книга «Сладкая вендетта»
![]() – Дай мне твой револьвер. – Джек протянул руку. – Я умею стрелять, – возразила Ева. – Стрелять в мертвого – мерзкое занятие, и я не хочу, чтобы ты это делала. Ева немного подумала, не оставить ли револьвер у себя, но потом со вздохом передала оружие Далтону. – Телохранитель стрелял три раза, – сказала она. Джек остановился над трупом, взвел курок и прижал дуло к груди трупа. – Подожди! Он опустил револьвер, нахмурившись. – Что такое? Ева схватила свою накидку и сделала из нее узел. – Вот, закрой дуло. Это должно приглушить звук. – Но твоя накидка будет испорчена. «Какая странная предупредительность!» – подумала мисс Уоррик, но вслух произнесла: – Мне все равно нужна новая. – Прости, приятель, – сказал Джек, обращаясь к трупу, и выстрелил. Потом всадил в труп еще одну пулю. – Выстрелов было три, – напомнила Ева. – Я собираюсь выстрелить ему в лицо, чтобы его труднее было опознать. – Он виновато покосился на Еву. – Будет грязно. – Делай то, что считаешь нужным. Хоть Ева и храбрилась, все-таки, когда Джек сделал последний выстрел, она закрыла глаза. – Не открывай глаза, – посоветовал он. Далтон бросил тело в реку. – Ну вот, милая, дело сделано. Они наблюдали, как тело относит водой от берега, а потом оно скрылось из вида. – Кто бы он ни был, – прошептала Ева, – надеюсь, он нас простит. Джек отвернулся от реки. – В этом-то и проблема с мертвыми. Когда нам нужно их прощение, мы можем получить от них в ответ только молчание. Из-за горизонта выглянуло солнце, объявляя начало нового дня. Лондон постепенно просыпался, а Ева с Джеком двинулись пешком в долгий путь в штаб-квартиру «Немезиды». Джек брился перед треснутым зеркалом и рассматривал свое отражение. Он не был красивым ни сейчас, ни раньше, и жизнь его не была легкой и полной удовольствий. Даже когда он сбрил последние остатки щетины, он все равно выглядел грубым и злобным. Человеком, который направо и налево раздавал жестокие удары, но и сам получал их немало. Человеком, который мог, не моргнув глазом, выстрелить в труп, и совесть его нисколько не мучила. Он крепко спал, и все его сны были только о Еве и тех порочных, неприличных вещах, которые ему хотелось бы с ней делать. Джек склонился над умывальником и ополоснул лицо водой, смывая остатки пены для бритья. Он припомнил, что в какой-то религии считается, что если священник окунул тебя в воду, ты рождаешься заново, с чистой душой. Религия Джека никогда не привлекала, и уж точно не тогда, когда он с трудом пытался выжить, но сейчас идея начать все с чистого листа, без единого пятнышка, представлялась ему заманчивой. Дверь в комнату открылась, и вошла Ева с непроницаемым выражением лица. Джек стоял к ней спиной, но видел ее отражение в зеркале и заметил, что мисс Уоррик жадно его разглядывает. Вот она задержала взгляд на его широких плечах, потом посмотрела ниже, и еще ниже, до самых босых ступней, отчего Джек почувствовал себя незащищенным. Ступни-то у него были большие и к тому же волосатые. Еще одно доказательство того, что он грубое животное, а не приятный мужчина. Но Еве понравилось то, что она увидела. Она смотрела на Далтона так, словно тот был сладкой карамелькой, которую ей хотелось пососать. Он в одно мгновение стал твердым как сталь. Джек повернулся к ней лицом, и ее взгляд переметнулся на его торс, потом двинулся ниже. Когда она увидела, как ее исследующий взгляд действует на тело Далтона, у нее порозовели щеки. И вовсе не от смущения. Джеку было плевать, что сейчас день, что этажом ниже члены «Немезиды» занимаются повседневными делами. Единственное, что его интересовало, – это как уложить Еву в свою постель. А до этой постели было рукой подать. Он шагнул к Еве. Но ее лицо снова приняло отстраненное выражение, и она протянула ему газету, открытую на нужной странице. Ему было легче читать вслух, так он и сделал, хотя некоторые длинные слова все равно давались ему с трудом. – «Сегодня из Темзы было извлечено тело печально знаменитого преступника и беглого заключенного Джека Далтона. Хотя труп до некоторой степени обезображен из-за повреждений и пребывания в воде, его опознали. Обнаружение тела Далтона после того, как он убил Джона Джиллинга, барристера, стало для всех большим облегчением». В статье было что-то еще, но Джек уже прочел все, что ему было нужно. Их план сработал. Мир считает его мертвым. Рокли тоже должен так думать. Джек свободен. Он зачем-то принялся очень тщательно сворачивать газету, потом положил ее на столик для умывальных принадлежностей. Далтон чувствовал себя странно, неловко, словно его тело принадлежало кому-то другому и он мог ходить только по ниточке. – Куда ты теперь пойдешь? – спросила Ева. Ее голос, казалось, донесся откуда-то издалека. – Пойду? – переспросил Джек. Она прошла к окну и посмотрела во двор. – У нас больше нет на тебя влияния. Мы ничем не можем тебя здесь удерживать, разве что силой. Ева провела пальцем по пыльному оконному стеклу, оставляя чистую полоску. – «Немезида» больше во мне не нуждается? – Я… мы нуждаемся. Ты по-прежнему знаешь о привычках и передвижениях Рокли больше, чем любой из нас. – Значит, я все еще вам полезен, – сказал Джек. – Мы нуждаемся в тебе больше, чем ты в нас, – продолжала Ева все тем же странным, бесцветным тоном. – Я уверена, что Рокли ослабил охрану. Так что теперь тебе будет относительно легко ему отомстить, чего ты с самого начала и хотел. Джек обвел взглядом ее шею, плечи, лопатки, вырисовывающиеся под платьем. Стройная женщина, но при этом настоящая крепость. – Ну да, он умрет, но это не поможет мисс Джонс восстановить справедливость. Ева повернулась к нему лицом. – Мисс Джонс для тебя ничего не значила. – Может, и не значила поначалу. – Он сделал шаг к Еве. – Я не смог помочь Эдит, но мисс Джонс помочь могу. Это она удерживает меня здесь. – Мисс Джонс… Ты к ней неравнодушен. – А что, если так? – с вызовом спросил Далтон. – Думаешь, такой головорез, как я, не может никого любить? – Я знаю, что ты можешь, – тихо сказала Ева. Джек смотрел на нее, и сердце громко колотилось в его груди. В комнату лился солнечный свет, делая ярким все вокруг. Он играл в медовых завитках ее волос, отражался в янтарном блеске ее глаз, этих чертовски проницательных глаз, которые видят слишком много, но, может быть, недостаточно. |