Онлайн книга «Триада: Кружение. Врачебница. Детский сад»
|
– Про Иуду, первосвященника и тридцать бутылок. Иуда предал Христа за тридцать сребреников, это я знаю. И что же дальше? – А дальше он раскаялся, вернул деньги первосвященнику и повесился. – Получается, что я уговорил Гену стать иноком, привел его на игру, а его там распяли. За это я взял с тебя пивную мзду, а теперь якобы решил ее вернуть. И вскоре, если рассуждать логически, я должен повеситься. – Да. – Отвечу как в том анекдоте про Рабиновича: «Не дождетесь!» – Слава Богу, – сказал Миша, тускло улыбнувшись. – Рад, что у тебя всё нормально. – А у тебя проблемы? – быстро спросил Степа и внимательно глянул на собеседника. – Да, – ответил тот. – По-моему, у меня крыша едет. – А симптомы? – Гадание, игра и рассказ сплетаются с жизнью. Иногда я уже просто не могу провести грань. Это, знаешь, как просыпаешься и поначалу ничего не соображаешь: где сон, где явь, что всамделишное, а что через минуту забудешь. Лежишь и проводишь грань, а если не проведешь ее, то свихнешься. Сейчас я чувствую, что грани размыты: гадание, игра и рассказ реально влияют на мою жизнь. – А рассказ уже дописан? – Да, я его даже принес. – Большой? – Где-то на полчаса. – Прочти. А потом поговорим. Солев прочел. – Мощный рассказ, вставляет, – похвалил Степа. – И все эти православные прибамбасы хорошо описаны, и идея понятна. Как у Владимира Красна Солнышка в «Подопытных крысах» идея, только еще круче: крыса завалила эксперимент вивисектора. Про ответы Ивана Федоровича тоже очень умно рассуждается, я бы так не смог и уж апостола Павла точно бы не цитировал. Ты откуда эту цитату взял? – Из апостола Павла, послание к Коринфянам. – Ты и апостола Павла читал? – Читал. Я много чего прочитал для рассказа, и в церковь походил за материалом. – Молодец. Поздравляю с творческим успехом. – А то, что у меня теперь крыша едет, и я матери пугаюсь, как будто она из гроба встала, и Светку послал, и в ванну тянет с бритвой – это всё ничего? – Читателям это всё не интересно, главное – продукт, а продукт ты произвел качественный. Но по жизни у тебя проблемы, согласен. Как и у меня. – У тебя тоже? – У меня тоже. И тоже после игры. – Расскажи. – Чего уж тут рассказывать… Все в дерьме и всё из-за меня! – горько произнес Степа. – Ты поссорился со Светкой, я – с Ленкой, с тобой я чуть не подрался… Мы все психуем и разбегаемся в разные стороны, как тараканы по кухонному столу, когда свет включишь. Этот свет включился, когда вы крикнули: «Распни его!» – а я с этим согласился. Нам стыдно смотреть в глаза друг другу, поэтому и разбегаемся. А какое состояние у Гены – я вообще не представляю. Я даже не представляю, куда он убежал тогда, ведь что угодно могло случиться. А позвонить ему я не могу, и никто из вас не сможет… Я эту игру придумал, жил ею больше месяца, а в результате вот что получилось. И теперь еще ты приполз. Так тараканов или крыс морят: таракан или крыса сожрет отраву, приползет к своим – и они тоже отравятся. Ты зачем приполз?! Зачем про Иуду рассказал?! Думал, мне легче всех?! Миша ударил Степу. Степа ответил. Вскоре они, нервно посмеиваясь и переговариваясь, смывали кровь с лиц. – Как тогда, на втором курсе. – Точно, из-за Катьки. – Слушай, Миш, а ведь еще один круг замкнулся, еще один виток спирали! – Да. Фатум, блин! – Только бы не повеситься… – Заткнись! Мы вылечимся! Не бывает отравы без противоядия! – Ага. В монастырь уйдем. Точняк. – Зачем сразу в монастырь… Но кое-что у них позаимствовать можно. Он же черт, этот Иван Федорович, черт! А против чертей у них что-нибудь есть… – Приедем в Дивеево и скажем: «Дайте нам что-нибудь против чертей». – Ты тоже едешь? – Еду, конечно. У нас на эту профсоюзную халяву почти полкурса подписалось. Там, говорят, красиво. Со всей страны экскурсии едут, а от нас недалеко. – Часов шесть ехать. – Всё равно рядом. Приедем и скажем про чертей. Интересно, что они нам пропишут. – Можно, и правда, спросить. – Можно. А то этот Иван Федорович сказал, что игра удастся на славу. Козел. * * * В то время, когда Миша и Степа смывали кровь с лиц, Гена Валерьев лепил снежок. Первый снег повалил около часу назад, большими влажными хлопьями, и Гена сразу же позвонил Вале и теперь шел рядом с ней по мосту над железной дорогой, сбирал с перил кружевные перлы и лепил, оглаживал и холил огромную холодную жемчужину. – Зачем тебе снежок? – спросила девушка. – Тебе подарю, – ответил юноша. – Мило. Давай. – Подожди. Вот сойдем с моста, я чуть-чуть отстану и тогда подарю. – Ах, так!.. – Мост еще не кончился – готовь ответный подарок. – Руки морозить не хочу. – Как хочешь. – И ты будешь кидать в безоружную? – Хоть в безоружную, хоть в вооруженную. – А если я обижусь? – Значит, дура. – Вот, значит, как! Хорошо, давай мне этот снежок, а себе слепи еще один. – Держи. Только, чур, раньше времени… – Вот тебе! – Коварная! – взревел Валерьев, отряхиваясь. – С первым снегом! – рассмеялась Велина. – Ну, всё! – Гена заскользил загребущей дланью по заснеженным перилам. – Ну, всё! Куда побежала?! Он настиг ее в конце моста и поразил в голову. Валя остановилась и стала вытряхивать снег из-за воротника. Гена помогал ей и извинялся. Потом они гуляли по задичавшему парку с ржавыми аттракционами и смотрели, как он изменился под снегом. Парк побелел, но слой снега был недостаточен, чтобы скрыть подножную листву, и лик земли напоминал припудренное лицо в оспинах. Листья, еще остававшиеся на деревьях, были облеплены снегом и если падали вниз под его тяжестью, то с некрасивой поспешностью, как подстреленные птицы. Было тихо, и в этой тишине Гена беседовал с Валей о глухонемых. – Хорошо, – согласилась она наконец. – Я поговорю с ними и со священником. Я слышала про общину православных глухонемых в Питере, при каком-то университетском храме. Для них литургию с сурдопереводом служат. – Замечательно! – воскликнул Гена. – Если наберется группа, можно будет съездить за опытом. Ты им объясни завтра, объясни! Пусть приводят друзей. Хорошо бы, если бы ваши глухонемые тоже пришли, тогда бы уж точно бы… |