Онлайн книга «Триада: Кружение. Врачебница. Детский сад»
|
Гадальное поле представляло собой три концентрических круга. Небольшой внутренний, в который поместили блюдце, был разделен на две половинки: в одной написано «да», в другой – «нет». Центральный круг, ненамного отстоящий от внутреннего, содержал цифры. Внешний круг – самый большой – был буквенным. Стрелка на блюдце четко указывала на линию между «да» и «нет». Все участники сеанса коснулись блюдца пальцами левой руки. Был задан ритуальный первый вопрос. Ответ был положительным. – Будет тебе материал, – шепнула Света Мише… Протокол духообщения Преамбула: Этот протокол составлен 12.10.01 во время спиритического сеанса четырьмя его участниками, которые поочередно выходили из круга лиц, участвовавших в сеансе, причем духообщение во время их отсутствия не прерывалось. Миша: Вы Федор Михайлович? Дух: Нет. Степа: Кто же вы? Дух: Иван Федорович. Света: А где Федор Михайлович? Дух: Занят. Лена: А вы из рая или из ада? Дух: Из пакибытия. Степа: Удастся ли нам ролевая игра? Дух: На славу. Миша: Гена согласится сыграть инока? Дух: Да. Света: А к нам правда тогда Пушкин приходил? Дух: У него и спросите. Миша: А Бог есть? Дух: Много богов и господ много. Степа: Что бывает после смерти? Дух: По вере. Лена: Когда в России жизнь наладится? Дух: К осени улей успокоится. Света: А когда я замуж выйду? Дух: Скоро. Света: А как его зовут? Дух: Громко. Степа: Что будет для меня самым трудным в этот месяц? Дух: Вернуться. Миша: А для меня? Дух: Дописать рассказ. Лена: А для меня? Дух: Бросить курить. Лена: Я же не курю. Дух: Закуришь. Света: А для меня что самым трудным будет? Дух: Ждать и догонять. Степа: Что мы можем для вас сделать? Дух: Добавьте в круг цифр знаки препинания, пробел и смайлик :) Примечание: Сеанс окончен. Подписи участников: – Расписывайтесь давайте, – сказал Степа, переписав протокол набело, и нехорошо пошутил: – Желательно кровью. * * * На следующий день, в субботу, незадолго до полудня, Гена позвонил Вале. – Велину с третьего этажа позовите, пожалуйста, – попросил он (комнату называть было не принято, поскольку общежитие небольшое и все всех знают). С минуту или две Валерьев слушал относительную тишину, содержащую расплывчатые шумы, невнятные голоса, еле различимую музыку, а после он услышал звук поспешно приближающихся шагов с прискоком и, наконец, Валин голос. – Алло!.. Привет, Геночка! Чего звонишь?.. Да, есть такие лекции, до понедельника могу дать… Заходи, конечно. Комната 32. «Нужны мне эти лекции; до сессии еще куча времени… – подумал Гена, заглядывая в себя с некоторой брезгливостью. – Ну, ты, парень, и вляпался! Ужасно глупое ощущение…» До комнаты № 32 Валерьев дошел в сопровождении пожилой кастелянши. Еще раз подозрительно оглядев гостя, женщина постучала в дверь и спросила, можно ли ему войти. Оказалось, что можно. Валя открыла дверь, и кастелянша ретировалась. Между юношей и девушкой оказалась завеса из наборных разноцветных деревянных висюлек. Гена прошел сквозь завесу, как сквозь звонкий сухой ливень. В тесной прихожей, напротив крупнорогих, бодливо оттопыренных вешалок с шаровыми набалдашниками, – напротив этих вешалок во всю стену красовался плакат с голой американской певицей, назвавшейся святым именем. – Это девчонки повесили, – стыдливо сказала Велина, ладошкой прикрывая «звезде» срамное место. – Проходи в комнату. – Погоди, разденусь-разуюсь, – ответил Валерьев, сняв ветровку и накинув ее на вешалку. – Не разувайся: на улице сухо. – Как скажешь. В комнате никого не было, четыре кровати были идеально застелены, на одной из них сидел игрушечный желтошерстый заяц. – Твоя – с зайцем? – спросил Гена и устыдился своего вопроса. – С зайцем, – тихо ответила Валя. – Хороший заяц, – похвалил Гена и облизнулся, что вышло уж вовсе по-дурацки, но она в этот момент смотрела на зайца, – может, и не заметила. – Хороший. Я сплю с ним в детства. – Это называется верностью, – нервно хмыкнул Валерьев, и ему почему-то подумалось о приговоренных к расстрелу, пошучивающих перед казнью. – Смейся-смейся, – сказала девушка с игриво-угрожающей интонацией и, шагнув к кровати, схватила зайца и прижала к груди. – Он у меня всё равно самый лучший. – Я и не спорю, – проговорил Гена, понемногу избавляясь от смущения. – Я вообще на твоего зайца не претендую – мне бы тетрадку на пару дней. – Тетрадку… – пробормотала Валя в замешательстве. – Сейчас вспомню, где она. Ты садись пока. Юноша сел на стул возле письменного стола и стал наблюдать за поисками. Тетрадка оказалась на подоконнике, возле кипы журналов. – Что за журналы? – «Сторожевая башня». Издание свидетелей Иеговы. – А-а, – уныло протянул Гена, поднялся и подошел поближе; на обложке верхнего журнала подчеркнуто красивая девушка с ярким макияжем на лице, с драгоценными сережками в ушах, с элегантной одеждой на теле – стояла, прикрыв глаза и сложив по-католически ладошки. – Молится, что ли? – Молится, – ответила Валя с вызовом. – Ну, пусть молится. – А вот ты – сколько времени в день молишься? – спросила она напористо. – Утром – минут пятнадцать, вечером – минут двадцать. Перед причащением – часа по полтора, но это раз в месяц. Ну, и в церкви по воскресеньям и праздникам – литургия идет часа два, вечерняя – часа два с половиной. Если сесть с калькулятором, можно всё это сосчитать. Только на фига? – раздраженно вопросил Гена. – Важно ведь не сколько молишься, а кому молишься и как молишься. – Ты прав, – сказала девушка задумчиво. – Несколько раз я вообще целый день молился: выходишь на улицу и начинаешь читать Иисусову молитву, а вечером замечаешь, что всё еще читаешь ее, – она незаметная, как пульс… Иногда бывает и слёзная молитва, во время нее даже слова кончаются – просто стоишь перед Богом и плачешь. Но чаще – так себе: торопишься, отвлекаешься, не вникаешь, а спохватишься – уже почти правило дочитал. Мне духовник говорит, что такое у всех бывает… |