Книга Дарители. Дар огня, страница 45 – Екатерина Соболь

– Ты, может, не заметил, но мы теперь даже не знаем, откуда пришли! Куда ты хочешь идти?

– Куда угодно. Когда холодно, надо двигаться, ты сам говорил.

– Тогда мы были под стеной постоялого двора, а не в жутком заколдованном лесу, – сказал Джетт совершенно серьезным голосом.

Генри повернулся к нему:

– Слушай, она сама сказала: ей нравятся сильные и храбрые. Единственный способ убедить ее, что мы ей не врали, – принять ее игру. Идти вперед. Не трусить и пройти через лес.

– Да тут даже дышать больно! Мы замерзнем и помрем…

– Тогда садись и начинай прямо здесь, – резко перебил Генри и тут же приказал себе успокоиться. Он уже понял, что лес откликается на злость и страх. – Эй, вы, – подходя к братьям, сказал он, – пойдете с нами.

Хью с трудом приоткрыл глаза. Ресницы у него побелели и слиплись от инея.

– Ни за что, чудище. Ты нас не заманишь.

– Куда еще дальше заманивать, тупица, ты уже к дереву примерз! Но я с ними тоже не пойду, – стуча зубами, возмутился Джетт. – С чего тебе их спасать? Они на тебя охотились, их папаша тебя поколотил, потом меня, а теперь из-за них посланники не узнают, кто ты такой!

– Ты умеешь успокаивать лес, – кивнув на Свана, сказал Генри.

Сван тут же оживился и заерзал на ветке.

– Я полезный, – просипел он.

– Да не связывайся ты с ними! – Джетт уперся рукой ему в грудь. – Пусть замерзают, какое нам дело!

Но Генри уже схватил обоих за свисающие полы курток, с силой дернул, и братья кубарем скатились с дерева.

– Два варианта на выбор, – объяснил он, глядя на них сверху вниз. – Либо остаетесь тут и замерзаете, либо идете с нами.

Хью свернулся калачиком на льду. Генри пожал плечами и зашагал прочь – некогда уговаривать. Но тут Сван завозился, встал, подобрал пару корзин и трусцой побежал за Генри. Хью нехотя поднялся и тоже начал собирать свое разбросанное имущество.

– Я иду против своей воли, имейте в виду. Меня заставили, и вы за это еще ответите, – процедил он, догоняя Генри. Выглядел он уже не так плохо, – кажется, злость грела его, как печка.

Генри развернулся к братьям, и те отбежали от него на несколько шагов.

– Отстанете – ждать не буду. Дышите глубже. Не болтайте. Старайтесь не трястись, от этого мышцы устают. И вот, – он вытащил из кармана пару пирогов, которые дал ему Тис, и бросил им, – ешьте, это греет. И бросьте свои вещи, без них будет легче идти.

– Ну нет, чудище, – прижимая к себе корзины и свертки, проворчал Хью. – Ты у нас добро не отнимешь.

– А одеяла у вас там, случайно, нет? – поинтересовался Джетт.

– О. Есть. Как я сам не сообразил? – Хью вытащил из корзины два одеяла и завернулся в оба.

– А мне? – жалобно спросил Сван.

– Да ты толстый, тебя жир греет, – отмахнулся Хью, подхватил вещи и, покачиваясь под их весом, зашагал вперед.

– В такой компании путешествовать – просто счастье, – пробормотал Джетт и, спотыкаясь, побрел за Генри. – Скажи, что знаешь, куда мы идем.

– Понятия не имею. Суть в том, чтобы идти. А ты начинай говорить парными строчками, – кивнув на Свана, сказал Генри.

– Это стихи, – гордо пояснил тот. – Про что сочинять?

Генри пожал плечами, откусил от своего пирога и пошел вперед, обгоняя остальных: ему легче было идти, когда он не видел, с каким количеством людей его угораздило связаться.

Вокруг трещал мороз, и Генри осторожно втягивал морозный воздух через нос, следя за каждым движением в лесу. Отец всегда говорил: везде свои законы. Изучай их, где бы ни оказался, изучай своих врагов и победишь. Ледяной лес сейчас был врагом куда худшим, чем люди, но Генри все же краем уха слушал их разговоры: вдруг решат напасть.

– И вот по лесу мы идем! Хотя мы раньше шли вдвоем, но нас теперь уже четыре, и очень зябко в этом мире… – тарабанил Сван.

– Слышь, уродец, держись в трех шагах от меня, иди так, чтобы я тебя не видел, – севшим голосом ворчал Хью. – Мне как будто своего недоумка не хватало, а теперь еще ты мне глаза мозолишь.

– Хм, по-моему, из вас двоих недоумок как раз не он. Неплохие стишки.

– Увы, никто нас не спасет, когда в лесу повсюду лед! Нести корзину непосильно, но Хью сердиться будет сильно, если ее я просто брошу, ведь скарб в нее набит хороший. В корзинах наших много книг, соль, нитки, нож, копченый сиг…

Хью застонал.

– Ненавижу это все. Слушай, колченогий, до тебя что, не дошло? Сван же умом обиженный – хорошо соображает, только когда сочиняет свои дурацкие стишки, а в остальном как шестилетний. Мне за двоих приходится думать.

– Получается у тебя, я смотрю, просто блестяще, – пробормотал Джетт.

Послышался звук удара, мороз тут же усилился, и Генри обернулся: Хью пнул Джетта, и тот, оступившись на скользкой земле, упал на лед.

Генри подошел, чтобы помочь ему встать, но Джетт с неожиданной злостью оттолкнул его руку.

– Сам, – пробормотал он, ни на кого не глядя.

– Дай ему сдачи, – посоветовал Генри, глядя, как Джетт пытается подняться.

Хью улыбался:

– Он – мне? Ага, сейчас. Как только выйдем отсюда, посланники вас обоих скрутят, тогда поглядим, как вы попляшете.

– Этот лес чувствует злость и страх. От них мороз усиливается. – Генри взял Джетта за воротник и, не обращая внимания на его протестующий вопль, одним движением поднял на ноги. – Я запрещаю ссориться.

– Запрещаешь? Мне? Да ты хоть знаешь, кто… – начал Хью, но Генри уже повернулся к Свану:

– Почему ты перестал рассказывать стихи?

Сван чихнул.

– Больше не хочу. Устал. И горло болит.

– Если будешь ныть, оставлю тебя тут! – прикрикнул Хью.

– Хью бывает очень злой. Как мне хочется домой! – пробубнил Сван и замолчал.

Генри пошел дальше. Кое-что про лес уже было ясно, осталось только понять, как можно выбраться из места, у которого, очевидно, нет ни начала, ни конца. У него уже голова кружилась: деревья постоянно перетекали друг в друга, не останавливаясь ни на секунду. И еще он чувствовал: она следит за ними. Она и есть душа этого леса. Что же сделать, чтобы она передумала?

– Я не врал. Барс выбрал меня, – тихо сказал Генри, но, кажется, только разозлил ее: ветки начали сходиться вокруг плотнее, тянуть за одежду. – Так, где стихи? – Он повернулся к Свану.

– Замерз. Надоело. Не буду.

– Ты должен, – спокойно ответил Генри.

То же самое сказал бы ему отец – разумные слова, – но Сван испуганно шагнул назад, и лед вокруг сразу громче затрещал от мороза.

– Не буду, – упрямо повторил он, и Генри, посмотрев на всех, наконец понял, почему они молчат и даже не ссорятся: уже посинели от холода. Даже он сам дрожал, а он иногда сутками охотился в зимнем лесу.