Онлайн книга «Тайна моего отражения»
|
– Мы разве не в Нью-Йорк едем? – Вы имеете в виду город Нью-Йорк или штат, мэм? – обернулся шофер-афроамериканец. – Город! – Так мы в нем и находимся. – Это Нью-Йорк? – не верила я своим глазам. – Это, наверное, пригород! – Нет, мэм, это город Нью-Йорк. – А где же небоскребы? – Это на Манхэттене, мэм. А мы проезжаем Квинс. За окном промелькнуло несколько кварталов, похожих на наши типовые застройки, только грязные до невозможности и до невозможности убогие. Манхэттен только мелькнул вдалеке небоскребами. – Хочешь посмотреть Манхэттен? – спросил Джонатан. – Если у нас останется время, съездим. – А сейчас мы едем куда? – В направлении Бруклина, поближе к Брайтон-Бич. Пейзаж за окном, к счастью, сменился, и мы теперь ехали по чистым и вполне симпатичным улицам. Шофер остановился перед каким-то отелем, Джонатан зашел внутрь и выяснил, что свободные номера имеются. Мы рассчитались и отпустили такси. У конторки Джонатан поинтересовался, не возражаю ли я разделить один номер с ним. Я не знала, почему он решил взять один на двоих. Возможно, просто потому, что все номера здесь двухместные и один ты или вас двое – ты платишь ту же цену. Но я не возражала. С нашими платоническими взаимоотношениями я ничем не рисковала, разве что еще одним массажем. Впрочем, если бы я и рисковала, то все равно согласилась бы. Номер для курящих находился едва ли не в подвале гостиницы. Из окошка был виден газон – на уровне моего носа. Если не считать подвального местонахождения, то он был вполне уютным и довольно просторным, правда, основное пространство в нем занимала кровать. Вернее, их было две, и каждая была сама по себе широченная, к тому же они стояли вместе и напоминали по размерам площадку для тенниса. Ну что ж, подумала я, принимая душ, если Джонатан снова погладит меня по спинке, то у меня есть шанс уснуть быстро, крепко и без кошмаров… Но меня лишили даже этого удовольствия. Когда я вышла из душа, Джонатан спал. Или притворялся. Ну не будить же мне его: погладь по спинке? Мне ничего не оставалось делать, как лечь на соседнем теннисном корте и уснуть. …Я не знаю, как ему удается просыпаться без будильника, но с тех пор, как мы живем практически вместе, Джонатан всегда встает раньше меня. Причем делает он это бесшумно, не нарушая моего сладкого, крепкого утреннего сна. И только когда, по его разумению, наступает время для того, чтобы я открыла свои не слишком ясные со сна очи, он тихонько будит меня – умытый, одетый, красивый, свежий… – Пора, Оля, проснись. Проснулась. Похлопала своими красивыми (черными!) ресницами. Глаза закрываются… Я бы еще поспала… – Ты точно знаешь, что пора? – пробормотала я. – Чем раньше мы выйдем, тем больше мы успеем, правда ведь? Правда, правда. Встаю. Уже встала. Из ванной я тоже вышла свежей и красивой: короткие темные волосы уложены, макияж умелый и неброский, жемчужно-серое платье из тонкой шерсти красиво облегает фигуру, нитка жемчуга мягко светится в V-образном вырезе воротника. Я ожидала, что Джонатан восхитится. Но он, окинув меня внимательным взглядом, сказал: – Не годится. Извини, надо было тебя сразу предупредить: мы едем на Брайтон-Бич. У меня есть адрес. – Вот, а ты говорил, что прилично зарабатывающие люди там не живут! – Профессор, то есть зять Колесниковой, живет с семьей в Кливленде. Это вообще другой штат. А сама Колесникова приехала по программе эмиграции и пользуется социальной помощью. Таких, как она, и селят на Брайтоне… И там тебе не стоит играть английскую леди. Так что оденься попроще, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания… Как вы представляете себе улицу? Любую улицу, улицу вообще? По сторонам дома, посередине дорога, сверху небо? Я тоже. Поэтому я сильно удивилась, когда увидела улицу без неба. Улицу с крышей. Над Брайтон-Бич проходил метромост. Помимо того, что он почти полностью закрывал небо, он еще и грохотал колесами, скрежетал вагонами, визжал тормозами. Он казался монстром, захватившим в плен улицу. На этой улице жили русские люди. Глотали пыль, слушали грохот, смотрели из верхних этажей на тормозящие вровень с окнами поезда. Но, кажется, они всего этого не замечали. Привыкли, должно быть. Они ходили по улице, сидели в кафе, звонили из телефонов-автоматов, наведывались в магазины – везде слышалась русская речь, везде были вывески на русском языке. В закутке продавали квас и пирожки. В магазине лежала селедка, соленые огурцы, квашеная капуста, черный хлеб… Висело объявление: «Здесь принимаются талоны на питание». В кафе стояло переходящее красное знамя какому-то коллективу, с портретом Ленина. В обрывках разговоров, долетавших со всех сторон до меня, повторялась одна и та же фраза: «Нашел работу?» Лица моих бывших соотечественников на этом континенте были такими же озабоченными, как и лица тех соотечественников, которых они покинули в России… Найдя белый трехэтажный кривоватый домишко, мы поднялись на второй этаж. Нам повезло: Колесникова оказалась дома. Это была крупная, румяная, полная женщина, из тех, которых называют «гренадерша». Просторная кофта и широкие брюки скрывали очертания тела, но оттого, что кофта вздымалась на необъятной груди и потом спадала во все стороны, сохраняя стартовый объем, Колесникова мне показалась размером со средний шкаф. И этот шкаф стоял в проеме двери и вопросительно глядел на нас. – Здравствуйте… Вы Колесникова, Наталья Семеновна? – уточнила я на всякий случай. – Я. А вы кто такие будете? – голос у нее был такой же объемный, как и тело. – Меня зовут Ольга Самарина. Я удостоилась пристального взгляда. – А это Джонатан Сандерс. Шкаф не колыхнулся. Настороженный взгляд изучал нас, причем меня – с особой тщательностью. Мне подумалось, что мое имя ей о чем-то говорит. Но пришлось смирить свое нетерпение – сначала надо было расположить Наталью Семеновну к разговорам. – А документы у вас есть? Я протянула ей наши паспорта – вылетая из Москвы по английскому паспорту, я предусмотрительно захватила свой русский и теперь вложила его в руки недоверчивой и осторожной Колесниковой. Она заглянула в каждый паспорт, снова задержавшись с особенным вниманием на моем, и вернула мне. – И что вам надо от меня? – спросила она не слишком приветливо. – Мы к вам по очень важному делу. – Какому? – Наталья Семеновна, я не могу так сразу объяснить, это долго, это целая история… Может, вы позволите нам пройти? – Мне нужно уходить. |