Книга Яичко Гитлера, страница 39 – Николай Норд

Николай застонал и откинулся на спинку дивана — ему на мгновение показалось, будто он видит перед собой Ксению.

Нинель истолковала его поведение по своему, она подошла к Николаю, положила ему руки на плечи и, зажмурив глаза, медленно стала приближаться своими губами к его лицу. Дыхание ее стало частым и прерывистым.

— Что ты делала в Кудряшах на базе отдыха с Федотовым три года назад? — вдруг спросил ее Николай.

Нинель отпрянула от него и широко распахнула глаза, которые заметались, словно две попавшие в сачок бабочки.

— Кто тебе сказал эту чушь? — отстраненно спросила она, быстро овладев собой.

— Ты убила его?! — вскочив и схватив Нинель за руку, вскричал Николай.

— Ты с ума сошел! Отпусти меня, мне больно! — запричитала Нинель, скорчив плаксивую гримасу.

— Это ты убила его, ты! Отвечай, стерва! — зверея, заорал Николай.

Он дернул Нинель на себя, и она упала на диван. Потом быстро поползла по нему на четвереньках, затравленно оглядываясь и путаясь в длинном платье, неуклюже перевалилась через подлокотник и все так же на четвереньках, только теперь гораздо проворнее, словно за ней гналась свора разъяренных псов, проползла к стене комнаты и забилась там в самый дальний угол. Она поджала под себя ноги, положила руки на колени и уткнулась в них подбородком, вжав голову в плечи.

— Не я! Не я! — причитала она из угла.

— Я тебе не верю, дрянь ты этакая!

Николай приблизился к ней и замахнулся, однако вовсе без намерения ударить, а скорее от негодования. Нинель закрыла лицо крест-накрест тыльными сторонами рук, отвернула голову и захныкала совсем по-детски.

— Где Ксения? — стараясь себя сдерживать, прорычал Николай, нависнув над девушкой.

— Я не знаю — правда! — из-под растопыренных пальцев, обезумевшими глазами посмотрела на Николая Нинель, непроизвольно тряся головой.

— Вставай! Сейчас мы поедем к следователю, и ты ему все расскажешь! Он тебя выведет на чистую воду. Пошевеливайся! Время не ждет — Ксения в опасности.

Нинель встала, отряхнула платье и, шмыгая носом, убежала прямиком на кухню. Там она увидела ром и залпом выпила весь бокал. По ее лицу разлился румянец, и само оно приняло свой прежний, независимый вид.

— Что ты делаешь? — возмутился Николай.

— Нервы успокаиваю. Не думай, я ни в чем не виновата!

— Поехали, дорогой поговорим.

Николай схватил Нинель за запястье, потащил ее за собой и не отпускал до тех пор, пока они не спустились вниз и не сели в машину. Когда автомобиль тронулся, он сказал:

— А теперь рассказывай все по порядку. Только не вздумай мне врать!

— Дай сигаретку, — попросила Нинель.

Несмотря на обретенное внешнее спокойствие, голос ее подрагивал.

— Ты же не куришь.

— Я тебя прошу. Тебе что — жалко?

— Возьми в бардачке, там и зажигалка, — процедил сквозь зубы Николай.

Нинель закурила, потом, кашлянув несколько раз и рубя рукой перед собой дым, начала рассказывать:

— На самом деле, с Федотовым мы знакомы давно. Когда-то он помог родителям с квартирой и отцу с работой. Папа его боготворил, хотя я не замечала, чтобы они были друзьями. Так, приходил иногда в гости, но к себе, почему-то, никогда не приглашал.

— А ты знала, что твой отец и Федотов были у немцев в плену и сидели в одном лагере.

— Да ты что? Нет, честное слово — нет! — закачала головой Нинель. — Я вообще не знала, что папа был в плену. Ни мама, ни он не говорили об этом ни слова. Может, это Ксения знала, но я — нет.

— Ладно, давай дальше.

— Ну, дальше — родители погибли, когда мне было всего шестнадцать, а Ксении только девятнадцать. Я училась в школе, а она на втором курс Академии. Все наши доходы тогда состояли из стипендии сестры. А двум молодым девушкам ведь надо не только поесть, хотелось и нарядов и развлечений. Ну, у нас осталась от папы старая «Победа», ее пришлось продать, деньги растянули на год. А дальше… дальше мы не знали что делать. Я тоже только поступила в РХА на первый курс, и теперь мы с ней думали, кому из нас придется бросить учебу и идти работать, чтобы хоть кто-то один смог закончить академию. Я понимала, что это должна быть я, но Ксения так не думала, она говорила, мол, кинем жребий.

Голос Нинель то ли от курева, то ли от дальних воспоминаний совсем угас, и Николаю хотелось схватить лежащую под сиденьем обувную щетку, которой он иногда пользовался, выходя из машины, и прочистить ей горло.

— Ты что, засыпаешь что ли? Говори громче, — сказал он.

Нинель встрепенулась:

— Короче, в этот момент вдруг объявился Федотов. Мы и сами хотели разыскать его, попросить помощи. В долг, конечно, родни-то у нас не было, но не знали ни его телефона, ни адреса. Может, они и были в папиной записной книжке, которую он всегда носил с собой, но их с мамой привезли в запаянных гробах… — Нинель всхлипнула, выбросила в окно сигарету и достала из сумочки носовой платок.

Николай был так зол на девушку, что даже не удосужился сказать ей пару слов утешения. А Нинель, видимо, ждавшая этого, еще больше захлюпала носом в платок, и не могла сразу успокоиться. Наконец, Николай, неловко тронул ее за колено и сказал:

— Ну, ладно, ладно, продолжай, не хватало тебе еще и сестру потерять.

— А ты что думаешь, Ксения сама выбилась в знаменитости? Как бы не так! — придушенным голосом, зло отозвалась Нинель, слезы на лице которой вмиг высохли. — Да, она талантлива, этого у нее не отнимешь. Но таких, как Ксения — пруд пруди, только все они, почему-то, прозябают в неизвестности да нищете. Это Харитон Иринеевич ее в люди вывел. Это все он! Не знаю, какие он там связи задействовал, какие деньги, только вдруг у Ксении стали устраиваться персональные выставки в лучших залах обеих столиц — и в Питере, и в Москве. И туда из-за бугра приезжали всякие известные художники, журналисты, знаменитости разные, да еще какие! Однажды в Москве на выставке даже сам король Швеции Густав VI был.

Ну, и тут про нее стали писать — в основном, в заграничных газетах и журналах, ей их присылали из-за бугра. Но и наши тоже не обходили своим вниманием. Ну, там, слава пошла и зарубежные выставки пошли. Это, как у Пикассо — сумасбродный идиот с идиотскими картинами, так бы и умер в подворотне, да его раскрутила его жена, русская балерина Ольга Хохлова.

— Вот видишь! Какой смысл Ксении был убивать такого хорошего человека? Ведь он так ей помог! Я и так знал, что она не убийца.

Нинель прикусила губу и как-то косо и исподлобья глянула на Николая.

— Ты думаешь — я убийца? Но ведь ты еще не дослушал меня.

— Мне очень жаль, Нинель! Ничего, держись, малыш. Я найду тебе лучшего адвоката в городе, — вздохнул Николай, и теперь ему стало даже жаль свою родственницу — тюрьма не лучшее место для исправления.