Книга Королевский сорняк, страница 45 – Татьяна Гармаш-Роффе

– То есть, когда ты говорил, что я нравлюсь тебе такой, как есть…

– Врал. Вернее, играл роль. Ты наивна, Тоня… Хотя теперь, когда ты так сильно изменилась, теперь ты сможешь понять простую вещь: женщина должна хотеть нравиться мужчине. И тогда у нее есть все шансы привлечь его. Та, которая – то ли в дремучей гордости, то ли в комплексах – сидит и ждет, что кто-то придет разглядеть ее достоинства, – та сильно ошибается! Я усвоил еще в театре: актерам, как и женщинам, нужно очень хотеть понравиться и режиссеру, и публике. Это база, основа, к которой только потом прикладываются талант и мастерство, – как к женщине красота и обаяние.

– Можешь не повторяться. Я эту премудрость давно усвоила, ты был хорошим учителем, Кирилл… Собственно, зачем ты мне все это рассказываешь? Тебя мучит совесть? Тебе нужно исповедаться? Знаешь, я бы предпочла без этого обойтись!

– Прошу тебя, Тонечка, слушай… Мне очень трудно говорить… Я не ожидал особых результатов, но с тобой действительно произошла метаморфоза, и однажды ты стала такой женщиной, от которой начали отпадать все мужики. И я в тебя по-настоящему влюбился… Верь мне, Тоня, прошу тебя!

Он горячо схватил ее ледяные ладони.

– Я верю, не беспокойся, – кивнула Тоня. – Продолжай.

– …Он руководил всем. Он решал, когда нам съезжаться, как обставить первый вечер… Даже свечи… Тоня, прости меня… Я должен тебе рассказать правду, всю правду!!!

Кирилл дрожал – вполне заметно на глаз. И Тоня, не имевшая ни малейшего представления об особой психофизике людей, называемых актерами, – нервной и легковозбудимой, – почувствовала что-то близкое к брезгливости.

– Продолжай, пожалуйста, – произнесла она отстраненно.

Кирилл мгновенно учуял, что именно стоит за ее тоном: чувствительная природа актера, умеющего быстро и легко поставить себя на место другой личности, подсказала ему, что ощущает сейчас Тоня. И он не сомневался: это конец всему. Тоня не понимала его и не могла бы никогда понять.

Но Кирилл знал одно: он ДОЛЖЕН ей рассказать обо всем.

– …И разного рода несуразицы в моей «легенде», – продолжал он обреченно, – это либо его проколы, либо его намеренная игра… Я так и не знаю до сих пор… Мне кажется, что он хотел, чтобы ты начала подозревать меня. Почему ты молчишь?

– А я должна что-то говорить?

– Нет. Это у меня нервное. Ты должна просто слушать. Я знаю, что в конце ты просто уйдешь… И больше никогда не захочешь меня видеть. Но подожди до конца.

– Я жду, – прошептала Тоня.

Голоса у нее не было – у трупа не бывает голоса.

– Я каждый день получал инструкции. Но мне было все труднее играть… Потому что я к тебе привязался… Я стал любить тебя, Тоня.

– И продолжал игру… – добавила она. – А наши видеозаписи, когда я ходила голой перед камерой, когда мы занимались любовью под ее глазком?

– Да. Это был его заказ, – мужественно признал Кирилл. – Я отдавал ему записи. Как-то я спросил его, зачем ему это нужно. Он ответил, что он вуайерист. Что любит подглядывать.

– То есть все твои разговоры об интимности наших отношений, о том, что это только для нас с тобой, – отчего я уже заливалась краской, – ты показывал другому человеку? Мужчине?

– Да. Пожилому мужчине, если тебя это может утешить.

– Не может.

– Пусть так. Это сейчас неважно. Слушай меня.

– Слушаю, Кирилл.

– Я стал любить тебя… Вот что важно. Ты знаешь, до тебя я никого не любил.

– И предавал меня каждый день в угоду твоему «работодателю». Я должна прыгать от радости?

– Ладно, тебе не понять. Я не в обиде. Между тобой и мной – тысячи световых лет… Я это понял, пока жил с тобой. Ты всегда верила в любовь, уж не знаю почему… Ведь у тебя – такой, какой ты была раньше, – никаких шансов не предвиделось. Извини.

– Да уж что там… Благодаря тебе – или не тебе, – но я стала другой. И с этой дистанции вижу себя, прежнюю. Я не обижаюсь, Кирилл.

– Вот и хорошо… А куда мне было деваться? Театр я бросил, никаких других источников дохода у меня не было. Мужик этот договорился со мной примерно на год и обещал в конце работу в Москве… Но теперь ничего не будет. Все кончено. Я не могу продолжать игру. Потому что я люблю тебя.

– Ага, – сказала Тоня. – Любишь.

– Не ехидничай… Знаешь, я ведь мог тебе не рассказывать об этом!

– Вот я и спрашиваю: зачем ты мне исповедуешься?

– А потому, что ты, на мой взгляд, находишься в опасности! И я должен тебя о ней предупредить!

– В большей, чем неуправляемая машина? – саркастически бросила Тоня.

– Вот чего ты не знаешь… Я не имел понятия насчет машины. Мне велели ехать на дачу. Я приехал. И спустя пару часов, которые прошли в каких-то малозначительных беседах, меня отправили домой. Я не знал, что ты поехала следом! Я не знал, что тебя оглушили и посадили в машину, из которой потом выскочил шофер! Мне об этом рассказали позже, когда велели к тебе вернуться!

– Ах, и твое возвращение было по указке?

– Ты зря так… Мне нелегко тебе признаваться… Я хотел раньше, я был готов сказать тебе правду, – но он, Вуайерист, убедительно расписал, как ты отреагируешь… Как ты больше не захочешь никогда меня видеть… И я струсил. Я не хотел тебя терять.

– А теперь – захотел, надо думать?

…До сих пор они сидели на скамейке рядом, не глядя друг на друга, – каждый нашел точку опоры для взгляда: Тоня созерцала противоположную скамейку, Кирилл зачем-то изучал дом напротив. Но сейчас он повернулся к ней. Тоня упорно не смотрела на него. И Кирилл, взяв обеими руками ее голову, насильно развернул к себе лицом.

– Ты не поняла, Тоня. Я по-прежнему не хочу тебя терять. Я никогда не любил ни одну женщину до тебя. И для меня это много значит, очень много. Но ты в опасности. И поэтому я принес в жертву все, чтобы спасти тебя. Я поступаю благородно, Тоня. Зря ты не ценишь!

– Видимо, как и любовь, – благородство для тебя редкость!

Она вскочила со скамейки, готовая уйти. Кирилл схватил ее за руку и сильно сжал, заставив сесть обратно.

– Ты обещала дослушать.

– Я услышала достаточно.

– Тебе так кажется. Ты не поняла главного: ты в опасности.

– И в какой же?

– Все, что происходило с тобой, – и бассейн, в котором ты чуть не утонула, и вывоз мебели, и тайский массаж, неуправляемая машина, – все это делал не я. Я вообще не знал об этом.

– А кто мне снотворное подсыпал в стакан? Кто мне плетку в постель подложил и краску на меня налепил?

– Тоже не я… Я обо всем узнал только тогда, когда мне велели… В общем, когда я вернулся. Потому что он знал, что ты будешь задавать вопросы, – и потому проинформировал меня обо всем и подсказал ответы.