Онлайн книга «Временно недоступен. Книга 2. Место перемен»
– Вот урод! Это же он стрелял! Специально выцеливал в жо… ниже пояса. Антон Романович, это же вранье наглое! Да я его, муфлона, еще пожалел, не все вам рассказал… – Верю, Паша, верю. Не сомневаюсь. Успокойся. Но у Лешего успокоиться не получалось, недолгую жизнь брата Кишки он описывал громко, в подробностях, с красочными эпитетами. Вспомнил даже триппер, коим тот заразил с десяток местных красоток. – Да успокойся, ты же первым пришел, – майор протянул листок и пустую папку: – Вот тебе бумага, иди во двор, сядь на лавочке и напиши все, что про него знаешь. И про других заодно, а то вдруг еще кто-нибудь придет тебя сливать. А я сейчас здесь закончу и выйду. Обмозгуем. После этого Вячеслав Андреевич отправился прямиком в камеру к Кишке. План он вынашивал поистине мефистофельский. – Ну все, Боря, разобрался я. Ты не при делах. Ступай домой. – А где этот стукач? – Явку с повинной пишет. – Спасибо, Антон Романыч, – подорвался с жесткой деревянной лавки Кишка, – чтоб ему на нарах каждый день икалось! Я знал, что вы разберетесь! – Иди, Боря, иди… Убей его нежно… В коридоре майор Фейк остановил мавра Федотова: – Пошли скорее! Сейчас начнется! – Что? – Чужой против Хищника. Из окна кабинета открывался рублевый вид на ринг. На лавочке сидел Хищник-Леший, морщил лоб и старательно выводил на листке буквы, словно первоклассник. Дверь распахнулась, выпуская на битву Чужого. Он распустил щупальца и обнажил клыки. Шоу началось. Голосов через закрытое окно слышно не было, но картинку это не портило. Без звука даже интереснее. Жаль, тапера нет. – На кого ставишь? – Золотов сел на подоконник. – На Лешего. – Тогда я на Кишку. Может, хоть по стошке? – Я с государством в азартные игры не играю. На ринге после скоропостижной беседы в ход сразу пошли кулаки и ступни. Да, это было зрелище, достойное Первого канала в прайм-тайм! Супербой! «Вертушки», подсечки, захваты, броски. Рваные спортивные костюмы, летящие кровавые сгустки, капли пота! Загляденье! Не отступать, не сдаваться! Болельщики, крики поддержки. «Убей его!!! Убей!!!» И убили бы. Но майор Фейк прервал поединок, не доводя до летального исхода бойцов. Снял трубку, соединяющую с дежурной частью: – Разнимите. И обоих на пятнадцать суток. – А может, пусть еще покувыркаются? – Выполняйте. Здесь вам не цирк. Майор положил трубку и задернул штору: – Ничья. – Спасибо за доставленное удовольствие, – оттаял мелкий романтик. – Не за что… Подвезешь до гостиницы? – Поехали. До гостиницы добрались, обмениваясь впечатлениями от поединка. На заднем сидении УАЗа Вячеслав Андреевич заметил свежий букет. Понятно. Дима едет к Насте – конкурент отвалился. В холле он поболтал с Ермаковым о политике и поднялся к себе. Зашел в полутемный номер с зашторенными окнами, на ходу снимая китель. Наверно, горничная закрыла, он утром занавески не трогал. – Привет! Я тебя не очень сильно? И почти тут же ощутил жаркий поцелуй на сахарных устах. * * * «Режиссер Иванов» репетировал с труппой до позднего вечера. Порфирий Петрович научился правильно обыскивать и заламывать руки, а бандит Лужин приобрел необходимый металл в голосе. Мастер распорядился собраться завтра в десять утра. Как объяснил – на сходку. Среди актеров пробежал ропот: где это видано, чтобы в такую рань репетиции назначать? – Приказы не обсуждаются! На сегодня – всё! Леркин псих, который оказался психом небесталанным, подхватил мнимую жену под ручку и откланялся. Труппа еще какое-то время бурно обсуждала произошедшее. «Дуня» призывала не идти на поводу у маниакального больного. Зайти можно до полного арт-хауса. Актер, исполнявший роль Лужина, с «Дуней» в принципе согласился. Но в то же самое время понимал, что не будет спектакля – не будет и зарплаты. А потребительскому кредиту плевать на «прочтение пьесы». Геннадий, навещавший «Юрия Ивановича» в больничке, призывал перестать халявить. В их театре – впервые достойный режиссер! Это вам не запойный Никитин со своей никчемной классической школой! Здесь работать приятно! Реальный постмодернизм! А что касается перспектив? Поиграем – увидим. Тут в диспут вступил Витя, временно подменявший кризисного Никитина. Он наконец-то получил возможность самовыразиться, и на тебе – какой-то сумасшедший нагло занимает его место. Оскорбленный дублер послал всех в андеграунд и гордо удалился, пригрозив неблагодарным лицедеям полным провалом и забвением. Это значительно упростило ситуацию. Режиссер-конкурент отпал сам собой, остался только псих. В прямом смысле. В переносном – они все психи. В итоге коллектив единогласно решил поставить на утро будильники. Псих, а точнее потерявший память, в эту самую минуту обсуждал с женой театральные новации: – Откуда я все это знаю? Ствол, ксива, хоботом в пол? Почему хоботом? Следователь уголовного розыска… Лера сама пребывала в полной растерянности. Пришлось импровизировать на ходу: – Ты же изучал вопрос, пока готовился… Сериалы милицейские пачками просматривал. Видимо, отложилось, – она осторожно погладила пациента по руке. – А раньше я что-то ставил? – Шекспира, – не моргнув глазом, соврала Лера, – но в этом театре – твоя первая пьеса. Только они, как видишь, многое переделали, пока ты в больнице был. Но ты восстановишь. – Да как? Я же не помню ничего! Кто такой Достоевский? – Писатель девятнадцатого века, вечная классика. – Криминал? – В некотором роде, – Лерина эйфория по поводу действенности ее гениального метода рассеялась, как табачный дым в общественном месте. Несмотря на все ее старания, память подопечного по-прежнему буксовала. – А у меня были книги по режиссуре? – Да… Наверно… В смысле – конечно. – И где они? – Так… У Маринки. Мы, когда переезжали, часть вещей у нее оставили. – Принесешь завтра? И Достоевского. Антон Романович тормознул у подъезда, ожидая, пока Лера выудит из сумки ключи и таблетку от домофона. – Постараюсь. А ты больше спонсоров не лупи, пожалуйста. Не виноваты они. Те бандиты сами пришли. – Не волнуйся. Я ж не психопат какой-то. Просто так в драку не полезу. Только по делу. Ошибся, бывает. Но я же тебя хотел защитить, ты же моя жена. Он нежно коснулся ее щеки. Погладил по волосам. Жена была такой трогательной, такой хрупкой, такой желанной, что он не удержался – наклонился и поцеловал ее в губы. Она сопротивления не оказала. Потянулась к нему и ответила на поцелуй с непривычной для себя пылкостью. |