Онлайн книга «Жена немецкого офицера»
|
Она взяла меня за руки. «Твои руки нужно побаловать, – сказала она и аккуратно втерла в мои растресканные, мозолистые ладони сладко пахнущий крем. Само ощущение ее крепких пальцев на моих руках и этот аромат словно возвращали меня в цивилизацию и городскую жизнь. – Крем возьми себе. Каждый день дважды наноси его на руки, и скоро снова почувствуешь себя женщиной». Следующим вечером, к великому облегчению Юльчи, я села на поезд до Хайнбурга. Этот город находится у чешской границы – вообще же вся та область знаменита удивительными птицами, тенистыми лесами и роскошными фермами. В сумке у меня лежали полученные от фрау Доктор документы. Я им не доверяла и сидела очень прямо, про себя репетируя то, что скажу гестапо. Деньги на билет я накопила, откладывая еще с Остербурга. Партийный билет я украла у какого-то незнакомого человека по дороге из Ашерслебена и наклеила в него свою фотографию. В Вене у меня нет ни друзей, ни родных. Все уехали. Мне никто не помогал. Мне никто не помогал. Никто. Все эти волнения привели меня в самую настоящую сказку братьев Гримм, залитую светом нежной летней луны. Шумный дядя Кэте ждал меня на станции вместе с лошадью, запряженной в двуколку. Он был толстый, волосатый и очень дружелюбный; тем же отличалась и его лошадь. Кэте сообщила дяде, что я страдала расстройством пищеварения, и для выздоровления мне требовался свежий воздух и хорошее питание. Пока лошадь цокала копытами через чудесный городок, дядя расписывал, какими яствами угостит меня его супруга. Меня ожидали свиные отбивные, куры на вертеле, вареники и sauerbraten, соленые огурчики и картофельный салат. «Звучит прекрасно», – пробормотала я. Меня тошнило. Ночь я провела в огромной кровати, под целым ворохом одеял. На туалетном столике уютно расположился домашний алтарь: портрет Адольфа Гитлера в окружении свежих цветов и миниатюрных нацистских флажков. Фюрер следил за моим сном. За завтраком меня затошнило от запаха каши и вида яиц, хлеба и бекона. Я выбежала на улицу. Чуть позже наш радушный хозяин пригласил всех прокатиться на возке по цветущим окрестностям. Кроме меня, на ферме была еще семья из Линца – мужчина, женщина и два бледноглазых внука. Эту поездку для них спонсировала основанная Гитлером программа «Сила через радость»: фюрер предлагал гражданам рейха посещать различные достопримечательности страны. Хозяин приготовил для нас богатый пикник. Глубоко вдыхая теплый воздух, я старалась понемногу есть и настраивала себя: «Восстанавливай силы. Лечись. Это ценная возможность». Фермер между тем начал разговор о величии фюрера. Что он за человек! Покровитель искусств, друг детей! Какое прекрасное будущее ждало всех нас благодаря его вдохновенной работе! Lebensraum – жизненное пространство. Зеленые поля России, «пустоши» Польши. Все ли видели запись, как Гитлер с триумфом марширует по Парижу? Как счастлива Австрия наконец объединиться со своими немецкими братьями и вернуть себе право на мировую власть, коварно украденное у нее проклятыми евреями! Он поднял свою кружку с пивом. «За здоровье фюрера! Хайль Гитлер!» И его гости, довольные бурливыми ручьями, щебетом птиц, волшебным лесом и вкусной пищей, счастливые, как кошки, нализавшиеся сметаны, в один голос воскликнули: «Хайль Гитлер!» Я сбежала к кустам. Меня нещадно рвало. Фермер сочувственно прошептал кому-то: «Бедняжка. Это подруга моей племянницы Кэте. Все время ее тошнит. Что-то с желудком, кажется». Не прошло и нескольких дней, как я вернулась в Вену. Жена фермера уложила мне с собой хлеба, ветчины, сыра и несколько домашних пирогов-Stollen. Я поставила все это богатство на стол к Юльчи. Малыш Отти сосредоточенно грыз пирог своими крошечными зубками. Хоть это меня обрадовало. С Кристль мы встретились в кафе. Она казалась как никогда красивой и сильной, но у рта пролегла напряженная морщинка. Ей все еще приходилось прятать Берчи. Многие ее бывшие поклонники, как и ухажеры ее сестры, погибли на войне. «Помнишь Антона Ридера, он еще пошел учиться на дипломата?» «Нет. Только не это. Не говори». «Он умер во Франции». Я его оплакивала. Возможно, мы с ним могли друг друга спасти. Кристль очень волновалась за отца: он работал инженером вермахта на Русском фронте. «По радио русских высмеивают, – объяснила она. – Каждый день рассказывают, что они ничего не стоят, что из-за большевизма русские отупели и голодают. Но моя мама была русской. В болезни она терпела боль, как Афина. Думаю, с русскими у нас проблем будет куда больше, чем думает фюрер. – Кристль обняла меня за плечи. – Что будешь делать?» «Не знаю. Наверное, все-таки придется ехать в Польшу». «Лучше держись поближе к этой Нидераль, – сказала Кристль. – У нее большие связи. За раннее вступление в партию ей выдали магазин, раньше принадлежавший Ахтерам. Приятная семья, хорошо, что им хватило мозгов сразу отсюда уехать. В отличие от тебя, моя гениальная подруга». Она легонько меня толкнула. Я не смеялась. Как верно сказала Юльчи, иногда шутки не к месту. Тогда они были совершенно не к месту. Фрау Нидераль, сидя за отполированным столом, разливала из изящного фарфорового чайничка настоящий кофе. «На днях ты так жадно ела… Я была уверена, что тебе понравится на ферме дяди Кэте. Однако мне сообщили, что ты едва притронулась к еде». «Простите. Я не хочу выглядеть неблагодарной». «Ты выглядишь больной. В обычных обстоятельствах я бы отправила тебя прямиком в больницу. Послушай, у тебя ведь был дядя по имени Игнац Хофман, терапевт из Флорицдорфа?» «Был. Он совершил самоубийство». «Я его знала, – сказала Мария. – Когда я была еще ребенком и жила в том же квартале, я тяжело заболела. Твой дядя спас мне жизнь. После его смерти его жене потребовалась помощь с вывозом вещей из Австрии». «Так это вы…» Я наклонилась к ней, сгорая от желания понять ее и узнать, почему она стала нацисткой. «В юности я пошла работать на доктора Нидераля. В работе от меня пользы было немного, но у меня был выдающийся талант в другой области. Доктор снял мне квартиру. Там я и жила. Вот о чем мечтает большинство мужчин, Эдит – чтобы дома была теплая постель, чтобы ужин был наготове и чтобы их ждала женщина. Все знали о наших отношениях. Однако он не мог развестись с женой, хотя они друг друга горячо ненавидели: католические законы нашей богобоязненной родины развод запрещали. Нацисты пообещали изменить законы о разводе. Поэтому я их и поддержала. И они хорошо мне отплатили. Наконец я стала фрау Доктор. К сожалению, детей заводить уже поздно, но с законным положением приходит особое достоинство, и порадоваться ему не поздно никогда». Разве не удивительно, что такая замечательная женщина связалась с настоящими чудовищами только ради обручального кольца? Кристль меня кормила. Спала я тоже у нее, в задней части магазина. По ночам мимо нередко проходил ночной сторож с фонариком. Я пряталась за коробками и боялась дышать. Было понятно, что если меня найдут, то Кристль отправится в концлагерь. «Нужно найти новое место!» – снова и снова думала я. |