Книга Вещий. Разведка боем, страница 135 – Юрий Корчевский

Я подошел к столу, еще раз внимательно вгляделся, перевернул наизнанку, повернул вверх ногами. Вроде как смутно буковки какие-то проступают.

За спиной неслышно возник монах.

– Помощь нужна ли? Если нет, пергамент я заберу.

– Подожди пока. У вас в монастыре лупа – ну, стекло увеличительное найдется?

Монах стушевался.

– Иди к настоятелю, спроси.

Монах неслышно исчез, а я подошел к свету поближе, до рези в глазах всматриваясь в пергамент. Сзади кашлянули. Я обернулся – рядом стоял все тот же монах и держал в руке обитую черным бархатом коробочку.

– Вот, настоятель передал.

Я раскрыл коробочку. В бронзовой оправе, как драгоценность, на черном бархате лежало небольшое увеличительное стекло. Взяв его, я вгляделся в еле различимые буквы. Похоже, это название реки – только вот какой?

– Дай бумагу и перо.

– Вот же они, на столе!

Монах пододвинул ко мне чернильницу с пером и бумагу. Как можно более тщательно я перенес слово на лист. По-моему, это на латыни.

– Посмотри сюда, на бумагу. Что означает это слово?

– Вроде – «Великий».

– Почему «вроде»?

– Одной буквицы не хватает.

– Спасибо и на том.

Я вернул монаху лупу и пергамент и вышел.

Нет, ну каков настоятель? Пойди и найди. Как будто это так же просто, как книгу с полки снять. А если даже повезет и я его найду, так манускрипт тот и истлеть давно мог, одни кусочки остались.

Я медленно вышел из монастыря, привратник меня окликнул:

– Коня оставляешь, что ли?

Я вернулся, сел в седло и выехал со двора.

В очередной раз мой извечный вопрос: с чего начать? Я даже приблизительно не представлял, что делать. Но пока ехал в город, появились некоторые мысли, и я, не заезжая домой, направился к старому знакомцу – Степану. Подьячий был на месте, скрипел пером по бумаге.

– О! Кого я вижу! Боярин Михайлов! Чем могу?

– Здравствуй, Степан. Дело у меня.

Степан хохотнул.

– Да знаю, что дело. Ты же просто так не появляешься! Нет, чтобы просто зайти, проведать старого знакомца, кувшин вина испить. Как же – самому государеву стряпчему угодил! Ты теперь – персона важная.

– Погоди, Степан, изгаляться. Ты скажи лучше, в твоем ведомстве карта земель вологодских есть ли?

– Как не быть? – удивился подьячий. – На том стоим.

Степан встал из-за стола, достал со стеллажа сверток, развернул.

– Любуйся!

Я всмотрелся в карту.

– А точна ли она?

Степан почесал затылок.

– Маненько неточности, конечно, есть – как без них, но все деревни и села нанесены точно.

– А реки?

– Вот уж не знаю, я же по землице работаю, тут все уделы и вотчины – вот, даже твоя деревня есть.

– Село нынче, Степан.

– Никак церковь осилил, боярин? – удивился Степан. – Надо как-нибудь посмотреть.

Я намек понял.

– Степан, поперва дело, потом и в село съездим, и церковь посетим, и колокол послушаем.

– На слове ловлю.

– Степа! – Я укоризненно покачал головой. – Разве я когда-нибудь бросал свои слова на ветер?

– Не было, боярин, и надеюсь – не будет.

Для пущей убедительности я сунул Степану в руку серебряный рубль.

– Ты мне вот что скажи, Степушка. А карты постарше у тебя есть?

– Это какого же году?

– Ну, скажем, лет сто назад.

– Помилуй Бог, боярин, откель? А погоди-ка, у меня тут писец старый есть, может – он чего припомнит?

Дьяк подошел к столу, за которым скрипел пером по бумаге седой писец, переговорил с ним, вернулся.

– Сейчас.

Писец поднялся, вышел.

– Куда это он?

– В подвал – там все старые и ненужные бумаги лежат. Говорит – есть карта, только он не помнит, какого года. А почему нужда такая?

– Потом скажу, сам пока не знаю.

Писец вернулся через полчаса, одежда его была в пыли и паутине, глаза слезились. Под мышкой он нес сверток. Подойдя, писец положил сверток на стол. От бумаги полетела пыль – писец, а за ним и мы дружно чихнули.

Я сунул в руку бумагомарателя медную полушку. Степан бросил на меня недовольный взгляд.

– Балуешь людей; он меня должон слушать, жалованье получает.

Я развернул карту. Конечно, она была не полуторасотлетней – вполовину моложе, но это все же лучше, чем совсем ничего.

Я начал сравнивать старую карту с этой. Разночтения были. На карте из архива были деревни и села, которые на старой отсутствовали, и наоборот. Исчезали деревни и села, появлялись вновь – жизнь, никуда не денешься.

Я взял лист бумаги, по памяти набросал виденный мной в монастыре план.

– Степа, не упомнишь ли такого?

Степа повертел в руке нарисованный план.

– Ничего не измыслю. Эй, Федор, ступай сюда.

Старый писец подошел к столу.

– Посмотри-ка на план. Где чего-нибудь похожее есть на старой карте?

Писец посмотрел на план, ткнул пальцем в карту:

– Вот это место.

Мы со Степаном уткнулись носами в карту. Похоже, очень похоже. Писец подал голос:

– Карта из подвала неточная – огрехов в ней много, а место точно это.

– На плане покажи.

Писец ткнул пальцем. Твою мать, час от часу не легче: он указывал пальцем недалеко от моей деревни – в пяти верстах, но на моей земле.

– Ты не ошибаешься, Федор? Это моя земля, деревня в другом месте.

– А посмотри на старой карте – там владение князя Лосевского раньше было, сказывают – князь в Литву съехал. Правда, лет тому минуло много, даже не упомню.

– Спасибо, Федя!

К неудовольствию Степана, я сунул писцу еще одну полушку.

– Степа, а старую карту забрать можно? – Степан потерзал бороду:

– А бери. Все равно ею пользоваться нельзя, а без дела она в подвале сгниет или мыши поточат.

Я свернул карту в рулон, тепло попрощался со Степаном и вышел. Теперь я знал, откуда начать поиски.

Дома я развернул карту и стал ее изучать. Да, изгиб реки похож, но это еще не факт. За сто пятьдесят лет река могла постепенно изменить русло, или древний картограф – обычно из монахов – мог неточно нанести изгибы реки, ведь тогда не было системы координат, все рисовалось приблизительно, от руки. Да, собственно, большой точности и не требовалось – одна-две-три версты меньше или больше – какая разница?