Онлайн книга «Разбой»
|
Её голос был низким и звучным, с приятной хрипотцой. «Не иначе, поёт хорошо», решил Одди. – Ивсе, вожау! – отозвались чолдонцы. – Вукол здеся? – Здеся, – отозвался толстый «вож», у которого борода расла не только на щеках прямо от глаз, но и на носу. – И Язвиха? – Здеся! – отозвалась старуха почти великанских – больше Зимы – размеров. – А могуты? – Ивсе! – заорал Бабырган, разевая пасть – Яросвет храни зубных врачей, чтоб такое не приснилось. – А камы? Чолдонец с бубном забил в него громко и ритмично, приговаривая «Чпяки-чпяки», ему принялись подыгрывать ещё несколько шаманов – кто на бубне, кто на варгане. – Ково-ково не хватат! – Баяна нарочито оглянулась по сторонам. – Ивсе здеся! – ответил Вукол. – Карла Боргарбуйна нет, – сказала Зима. – Почо? – Погиб. Испытывал на себе лекарство от лихорадки. – Матеручой кам, – Баяна кивнула. – Безрозно, из Эрликовых-тех сторонков, через космяной мос, вобрат во свет и матеручой кам не придьот. Ишшо ково-ково не хватат! – Баянкау, девонькау, ково? – спросила Язвиха. Баяна возвысила голос, обращаясь к кому-то позади в лагере: – Ей, бабы! Взволоч Мудрила! Как по заказу (или по воле богов), потянуло промозглым ветром. Одновременно, зверь на южном склоне холма протяжно заревел. Жрецы уверяли, что боги на то и боги, чтоб до срединного из девяти миров им дела не было, но как без божественного намёка объяснить такие совпадения? Полы одного из шатров распахнулись. Низверженного чолдонского вождя, босого и раздетого до исподнего, «взволокли» под связанные руки две воительницы. Одди оказался разочарован внешним видом Мудрила Страшного – среднего роста (хоть и видно, что крепок), среднего возраста, разве что усы выдающиеся. Но в остальном – лицо как лицо, никакой демонической печати на челе, разве что огонь в глазах, и то не понять: голодный или злобный. – Почо сомущеннем мя взяла! Повабила! – Мудрило воинственно встопорщил усы. – Ясхищачу! Варнаки-те мои за мя ввалят, верна! – Ли не сам ли отписал: «Тиреч супротив земовой круговины, моя ватага супротив Тиреча, мы с братом супротив ватаги, я супротив брата»? Вусанкау, разроч пута. Одна из женщин, державших Мудрила под локти, принялась развязывать ему руки, другая отступила на пару шагов и нацелила на вождя пищаль. Атаульф негромко переспросил: – Тиреч? – Девятиречье! – тут же объяснил Самбор. – Ты не брат, ты не воен… ты… ты… – лицо усатого вождя побагровело от гнева, он обвинительно направил на Баяну перст. – Ты бабо! Возвышавшаяся осадной башней с другой стороны стола Зима заметила: – Ай да Всевед-воевода… Мудрило был слишком увлечён собственными словами, чтобы услышать посадницу: – Почо? Почо мя второй год туряш? Почо ватагу-ту мою бешшадно искорзала? Баяна хищно улыбнулась: – Ново ты отписал: «Бешшаднось – не ответ, бешшаднось – спрос. Ответ – ага»! На это Мудрилу было нечем возразить. Заметив, что вождь бросает голодные взгляды в сторону стола, его собеседница неожиданно участливо справилась: – Жаржень зобать хочеш? Из шатра вышли ещё две чолдонских молодицы, одна с мехом и кружкой, другая с подносом, нагруженным двумя мисками. – Жърчик, пяни, хурь, свежина, – сообщила та, что с подносом. Мудрило налёг на угощение, как будто не ел дня три. Одди подумал, что «три дня не ел» вполне могло оказаться дословной правдой. – Что-то мягко она ему стелет, – обеспокоился горняк за соседним столом. – Позобай-ка, позобай, – Баяна удовлетворённо кивнула. – Почо тя туряю, баш? Мудрило с хлюпаньем опорожнил в себя кружку «жърчика», утёр усы рукавом изрядно несвежей исподней рубахи, и подтвердил: – Ага, почо? – Спомянеш-ка, как Бехмайку-веслину с варнаками грабил? «Вож» проглотил запихнутый в рот кусок и переспросил: – Бехмайку? Как вроде, годов двацать? – Баточника, евонну жонку, да девоху спомянеш? – Не. Чо за свежина? Бжнятина? – Бжнятина, масятина, кладушка, варнавка, балык, гольян. По мере перечисления, Мудрило стал выпучивать глаза, как будто Баяна сообщила, что накормила его отравой. Скорее всего, часть наименований относилась к еде, запрещённой «Жызнеурядом». Баяна опустила глаза и нахмурилась: – Ай люшеньки, ты не спомянеш, а мне до доха не запамятовать. Без какого-либо предупреждения, «вожа» молниеносным движением вытащила из кобуры шестистрел и выстрелила Мудрилу в левое бедро. Он опрокинул скамью в падении. С неженской силой, Баяна вцепилась чолдонцу в плечо и подняла его с земли, ставя на колени. Тот обеими руками пытался остановить кровь, хлеставшую из бедра. Баяна схватила Мудрила за ус, поднимая голову и одновременно глубоко засовывая дуло шестистрела чолдонцу в рот: – И так не спомянеш? Верна, урыны-те нашенски опружылиса. Едва сказав эти слова, она шагнула назад и в быстрой последовательности выстрелила в Мудрила пять раз: в пах, в оба плеча, и в голову. Мудрило принялся заливать ковры, стол, острожцев и чолдонцев струями крови, дёргаясь от каждого выстрела. Последняя пуля разнесла верхушку Мудрилова черепа вдребезги, тело грянулось ниц, содрогнулось в судороге, и замерло. Находившаяся рядом с эпицентром кровавого безобразия Зима и бровью не повела – только смахнула со скулы кусок мозга. – Отлилиса кыске мышовы сльозы, – сказала исполинская старуха. – Вот условия мира, – покрытая красными и серыми подтёками Баяна обратилась к так же разукрашенной посаднице. – В шатрах – всё, что Мудриловы варнаки награбили. Ли в Бунгуре-городе, ли ещё где. Забирайте, нам оно не в польгу. Моё условие одно. – Я слушаю, – Зима чуть наклонила голову. – У вас есть средство или трава какая, чтоб покойник не гнил? – Есть. – Накачайте Мудрила этим средством, похороните в каменной керсте [311] , в дубовой домовине, на пуховой перине, а на ноги ему обуйте бродни из рыбьей кожи. – Сделаем. Можем ещё в руки ему дать гуся и налима. Баяна поклонилась Зиме и зычно крикнула: – Ей, бабы, мужыки! На Тиреч! – Как дома с делами разберёшься, приезжай в гости, – сказала Зима. Новая предводительница чолдонцев поднялась по хоботу панцирного слона в седло. |