Онлайн книга «Разбой»
|
– Просыпайся, – толкнул Анси в бок сосед, Ла́уги с Эстро. Это было несколько странно, потому что Лауги с Эстро уже с дюжину лет как покинул земной круг, взлетев на воздух вместе с пароходом с удобрениями, плавучим краном с искрившим выхлопом, и приблизительно половиной Гундибо́рга, в гавани которого и приключилась неприятность. – Просыпайся, – еще раз толкнул Анси в бок Гостислав, и сунул шкиперу в левую руку кружку. Он поднес нос к кружке, одновременно чувствуя рукой тепло. Горьковатый запах круто сваренного ергача́ [38] ударил в нос, изгоняя туман из головы. Тут же Анси обнаружил, что его правая рука висела на перевязи, а стрелка хронометра сдвинулась на добрый час. – Симира так и не нашли? – спросил шкипер. Гостислав покачал головой: – Зато гироплан в порядке, и с аэронаоса мы успели снять пушку и на три марки [39] золота, пока тонул. Пойдем, ты нам нужен как законоговоритель. – Кого судим? – Анси хлебнул ергача и поморщился от горького, но живительного вкуса. – Разбойную ватагу. Их шкипер был на втором гидроцикле, что справа пошли, мы с Пером его у морских змеев отбили. – Что на румбе, и какой наш ход? – Юго-запад, средний, – ответила Аудрун. – Всё ладом, дядюшка. – Раньше меня надо было будить, снова шторм по курсу. – Я не велела, – Дарвода прищурила правый глаз, сверху вниз оглядывая шкипера с видимым сомнением. – По хорошему, тебе дня три отлёживаться… – Так держать, – Анси скривился на рулевую, потом на знахарку, допил ергач, передал кружку Гостиславу, вышел из рубки, и спустился по трапу, помогая себе левой рукой. Ватага собралась на полубаке, вокруг водонепроницаемой крышки второго трюма. На крышке лежали пять тел, завернутых в подвесные койки, и сидели четверо разбойников с руками, связанными за спиной. Чуть дальше по ходу, у грузовой мачты, собрались беженцы. – Я Анси, сын Сигурд-Йона, из Кромсхавна, что на острове Стромо, шкипер корабля «Фрелси три дюжины пять». Морской закон дает мне право законоговорительства. Есть ли кто, кто оспорит это право? Ответом был плеск волн. – Сход ватаги открыт, при свидетелях с Туле. Нужно ли кому объявить об убийстве или другом преступлении? Дарвода подняла руку. – Я Дарвода, дочь Ты́рко из Боча́ти, знахарка ватаги. – Говори. – Я объявляю об убийстве ватажников Тейтура, сына Хе́ймира, Тростана, сына Моси, Эгри… – Я живой! – напомнил Эгри. Знахарка продолжила: – Гимри, сына Ворма, прозванного «Нос», Ойкара, сына Эфара, Велеми́ра, сына Огнесла́ва, и Симира, сына Фа́льгейра. – Кого ты обвиняешь в их убийстве? – Этих четверых! – Дарвода указала на связанных разбойников. – Есть свидетели? Все ватажники подняли руки. – Шторм идёт, так что поспешим. Свидетелей того, что вы сделали, полно, и тела ещё не остыли. Но с какой блажи? Что с нашей ватаги взять, кроме мороженой трески? Старший из налётчиков (у остальных даже бороды толком не росли) злобно уставился на шкипера. Молодые разбойники опустили глаза. – Гостислав, тебе есть что сказать? – Пусть лучше Самбор говорит. Его добыча, его право. – Что ж, Самбор ватажник хоть и на срок, но со всеми правами. Ватага, так? – Анси оглядел товарищей. Те в согласии закивали, а переполненный восхищением, аж уши оттопырились, Вили обратился к поморянину: – Как ты их винтом с палубы смёл! – Кого? – удивился Самбор и, не получив от теперь в равной степени восхищённого и опешившего вперёдсмотрящего уточнения, продолжил: – Мы с Эгри и боцманом, пока лазили по обломкам аэронаоса, нашли не только казну. Самбор бросил предмет, который до того держал за спиной. на крышку трюма. Это были замочные ручные кандалы, с дополнительным кольцом в цепи для соединения в гурт, сработанные из альвского олова (предположительно для легкости). – Такого добра там было таскать – не перетаскать. И ножные кайданы [40] , и ручные, и плётки, и колодки. Тяжелую паузу прервала девчонка, навряд ли старше лет шести, потянувшая мать (ту звали Си́гурвейг) за рукав не больше месяца назад бывшего белым киртиля [41] . спрашивая: – Матушка, так это работорговцы? – Это что ж, они нас в рабство уряживали продать? – ужаснулся Вили. – Догада богатырь! – передразнила его Дарвода. – Тебя кому в рабство продать, назад бы вернул, да еще приплатил… – Нас-то навряд, скорее камень привязать – и в море, кто жив остался. А жён, дев, и малюток, кого с Туле везем – тех запросто, – рассудил боцман. – На Костяной Берег, или обратно же на Гнутый Остров. – Дивлюсь я, на вид они совсем как мы, даже расцветка та же, эти, что помоложе, мне бы в сыновья сгодились, – статная беженка подошла поближе к люку, оглядывая пленных, – только не иначе как все они йотунской породы. Поди, и плоть нашу едят? Вожак разбойников не выдержал: – Да не едим мы никого! Рыбаки мы, с Га́рдарсхольма! О́рафайоку́ль гора взорвалась, мудрецы говорят, оттого и лета не стало, мол, пепел Сунну застит! Другие говорят, и лета не стало, и гора взорвалась оттого, что не тех богов почитаем! А я не знаю, отчего, только рыба ушла, дальше фьорд замёрз, а детей-то кормить надо? – Так ты чтоб своих прокормить, моим сиротскую долю прочишь? – беженка (ее звали Маре́ла, дочь Ро́рика) внушительно сложила руки на внушительной груди. – Признаёшь, что ты работорговец? – Анси совершенно без усилия придал своему лицу суровое и безжалостное выражение. – Первый только раз, – попытался объяснить налётчик. – Один раз, что ль, не… – начал Эгри. – И лжец, – перебил обоих Гостислав. – На их золоте – клейма Костяного Берега! – Аэронаос, небось, тоже разбоем взяли? – справился Самбор. – Какой корабль сгубили… – Нет, «Коня Фьялля» и «Кубок Хведрунга» наш цех рыбаков купил, для наблюдения! – И весь рыбацкий цех позорят, – Эгри сплюнул по ветру за борт. – Шторм близко, – заключил Анси по полету плевка. – Морской закон простой. Работорговцу – смерть. Гостислав, Эгри, снимайте цепной леер, ставьте доску. |