Онлайн книга «Разбой»
|
Последнее относилось к собравшимся у обложенных снежными кирпичами палаток, жавшихся к подножию утёса. – Археологи, историки, клеохронистов аэронаос два дня назад высадил, и вон Дунфрида хронофизик, – Осеберт помахал Дунфриде, нёсшей на плече строенный фотокитон со вспышкой, та, как обычно, его не заметила. – Раскопки уже больше года идут. Сперва Вульфгару рассказали про пещеру, куда козёл провалился. Мы туда полезли… – Темнота, под ногами кости хрустят, и вдруг из глубины кто-то орёт: «Меиеиеие»! На нас прёт, и рыжие глазищи светятся! – драматически перебил сам Вульфгар. – И кто же это был? – подивился Миркви. – Неуж тролль? Последний тролль, в укромном месте земного круга переживший губительную междоусобицу своего племени, был излюбленной темой для слухов. К ущербу для исторической науки, слухи пока ни разу не потдверждались. – Козёл! – разочаровал археолог. – Оголодал, бедный! – Козёл хорош, да на тролля похож, – заметил венед. Археолог кивнул: – И доподлинные тролли в этой пещере водились, но в тёмные века. Много забавного народа сожрали. В верхнем слое троллиных отбросов мы нашли меч и справу Сигеберта, пасынка самого Радевальда! Шлем тёмных веков, щит, даже от плаща куски в троллином кале сохранились, не в каждом музее сыщешь! – Ставьте орудие здесь, скалолазов с телескопом наверх, Щур, не забудь про связь! – Самбор всучил пошедшему было к утёсу тощенькому восходителю катушку с телефонным проводом. – Так у троллей в пещере сокровище было? – Погоди, – Вульфгар довольно улыбнулся. – За троллиным слоем был слой с Фимбулвинтера, когда здесь жили пещерные медведи. А потом Осеберт заметил альвскую кладку. – Полый холм? – Щур поставил катушку на камень, распрямился, и осенил себя знамением Яросвета. – В том была и трудность, что не полый, – Вульфгар улыбнулся ещё шире. – В той части, что мы раскрыли, полностью набитый костями, глиной, и какашками. По костям уже два новых вымерших вида описано! – При всём моём уважении к доисторической залежи кала, – Самбор прервался, глянув на янтарного схоласта помоложе, подключавшего рафладу к центральному переговорному устройству. – Атли, не в обиду, но до щелчка, а не до хруста! Видел бы Сеймур этот стыд! Ты как теоретик прямо… Так при всём моём уважении к доисторическим какашкам, только ради них, справы тёмных веков, да альвской кладки, стоило ли нас связывать клятвой молчания и платить три дюжины марок в день? – У тебя пара диалептов есть? – спросил венеда Осеберт. – Иди, – сказал Миркви. – Так без меня… – Без тебя быстрее всё соберём, – сказал от глаз заросший рыжей бородой тьетоконист. – Только чтоб потом и нам всем по очереди на альвский холм посмотреть! – Обязательно! – пообещал Вульфгар. – Как тебя… – Самбор, – подсказал Самбор. – Тот самый, который из лука с Астландского перевала паровоз сбил? – Не так это было, – начал венед. – Да ладно тебе прибедняться, пошли! – археолог повлёк электрика за край альбингского плаща. Пространство освещённой внутри натриевыми лампами на треногах пещеры круто спускалось вниз. Неровный камень сменился шестиугольной сухой кладкой, ноги историка, археолога, и электрика ступили на дощатый настил, уложенный поверх рогожи, защищавшей блестевший в электрическом свете гранитный пол. В стене, сработанной из того же камня, на полторы сажени возвышалась чёрная дверь. Её массивную притолоку украшал меандр, почему-то казавшийся Осеберту зловещим. У двери стояло четверо схоластов, что-то измеряя. – Одни эти створки – сами по себе сокровище для дендрохронологов! – заметил Вульфгар. На рогожных подстилках были установлены фотокитоны на треногах, направленные, как и фонари, на дверь. Все, кроме Дунфридиного строенного со вспышкой, почему-то нацеленного на все остальные. – А как она открывается? – спросил Самбор. – Изнутри, – ответила Уделл, одна из четырёх учёных у двери. Под терявшимся в тенях сводом, резко, как клёкот хищной птицы, прозвучали строки на старотанском. – «Крепок мой враг, Меч мой остёр. Молот воздет, Чувствую сталь. Круг земной я покидаю, Дверь из дуба затворяю, Встретимся за ней». Так примерно? – разразившись этим извержением эпической поэзии, венед склонился перед спиральным рисунком на притолоке. – А стучать пробовали? Осеберт заметил, что один из клеохронистов направил фотокитон на Самбора, а другой, косясь на него же, очертил в воздухе защитный знак, то ли таракана вверх тормашками, то ли сноп Нертус. – Танский здесь не поможет, – саркастически заметил Вульфгар. – Здесь и этлавагрский не поможет. – А древняя речь? – спросил электрик. Осеберту пришлось объяснить: – Количество доподлинных записей на древнем языке недостаточно, чтобы достоверно его восстановить. «Древняя речь» грамотников прошлых веков – домысел больше чем наполовину. – Кстати, о древнем языке… Вам это ничего не напоминает? – Самбор указал на утолщение в притолоке. – «Т» в древнем письме будет так… К ужасу археологов, венед послюнил палец и нарисовал на стене рядом с дверью перевёрнутую закорючку. – Теперь вот это… очень похоже на путь локсодромического преобразования… Рядом, венед воспроизвёл форму с двойным изгибом с притолоки. – Так, если провести обратное преобразование основного меандра вдоль этого пути, получается… Самбор нарисовал ещё одну закорючку, зеркальную по отношению к первой, расстегнул ремешок под подбородком, вытянул из-за щеки шлема тросик, потянул за него, отчего что-то внутри его доспехов зашипело, снял шлем, взял его под низ правой рукой, и потёр левой лоб. – Ты, как тебя? – это было обращено к Гифемунду, самому молодому из археологов. – Давай к входу за Мельдуном, он криптограф! – То, что он криптограф, не значит, что в криптах разбирается! – с чувством гордости за своё призвание возразил археолог. – Ты венеда зазвал, ты теперь и отдувайся! – шепнул Осеберт Вульфгару. – Чего стоишь? – Вульфгар тронул Гифемунда за плечо. Молодой схоласт покачал головой, но поспешил наверх. – В древнем письме, направление знака определялось преимущественно соображениями каллиграфии, так что он может быть повёрнут как угодно! – Осфрам историк тоже послюнил палец и нарисовал ещё одну закорючку, повёрнутую под прямым углом. – Нет, поворот обозначал восходящий или нисходящий звук последующего слога! – возразила Уделл эпиграфистка [251] . |