
Онлайн книга «Горм, сын Хёрдакнута»
– С чего это? – Хельги опять посмотрел на Асу без понимания. – А вот с чего! Тебя не отправляют в Йорвик, как овцекорову, нет, даже не как овцекорову, а как слиток золота, который надо перепрятать! Тебе дают сотню воинов на земле и корабль на море! Про тебя не говорят гадости вроде «У нашего конунга три сына, два умных, а третий дочь!» – Аса уткнулась носом в соболий мех. – Ну, насчет слитка, ты частично права, ты наше золото, только нет такого слитка, что и отцу с матерью, и мне тебя дороже… – Эх ты, разве ж я про это, – сказала Аса, все еще пряча лицо в воротник. – А про что? – по крайней мере, Хельги перестал ныть. – Вспомни, что было в день, как мы из Йеллинга вышли. – На завтрак были блины, из пшеничной муки с ячменной, с севшим медом, потом… – Да не про завтрак, а как отец в треллеборг прискакал! – Входит он в покой мрачнее тучи, и с ним Виги и этот, как его, с дохлой крысой на голове… – Гуннбьорн Гудредссон. Дальше! – За мамой послал, а она с женами карлов пряла и пела… – Еще дальше, когда все собрались! Что он сказал? – «Вот Гуннбьорн, муж Найдены, моей дочери в Гардаре. Он собственный корабль по кускам в топке сжег, чтобы Йормунрековы драккары опередить, что сюда со сватами идут – сам Фьольнир Ингвефрейссон, черный дроттар, их ведет! Йормунрек хочет Асу сватать!» А Гуннбьерн перебивает: «Я думаю, это они всем только говорят, что свататься идут, а на самом деле грабить и…» Что за новое слово он сказал? – Взрывать. – «И взрывать.» А мама клубок шерсти уронила, и говорит: «Да честный грабеж в сто раз лучше такого сватовства! Он уже Свитью к рукам прибрал, теперь за Танемарк хочет взяться?» И все стали обсуждать, как Йормунрек на тебе женится, а нас всех по одному изведет, как своих брата и дядю. Тех он просто убил, да еще нескольким его родичам Норны уж очень удачно ниточки перерезали, может, кто их под руку с ножницами толкал. Говорят, приколдовывают Йормунреку его дроттары. Так про что же ты все-таки? – Как раз про это! Что я, дура, или уродина какая-то, чтоб меня сватать только ради того, чтобы побольше земли заграбастать? Йормунрек меня вообще с тех пор, как у нас укрывался, не видел! Сколько – шесть лет? Семь? – Сестра, поимей совесть! Сама меня корила, что долю кляну – в тебя все молодые воины, кто хоть раз в жизни хоть тень твою видел, влюблены. Вон Карли на корме, он твои следы из земли выкапывает и им поклоняется. – По правде? – Ну, может быть, самую малость преувеличил. Только не говори, что не замечала. – Замечала, что он как-то странно смотрит… Карли малый сообразительный, но такой робкий да неразговорчивый – клещами слова не вытянешь. Но в том-то и дело, что Йормунреку все равно – дура я, не дура… – Так тогда тебе радоваться надо, что Хёрдакнут решил, чтобы и сватов отказом не обидеть, и чтоб по-Йормунрекову не вышло, что нас с тобой до их приезда в Йорвик послали, вроде как с Адальстейном о замужестве толковать. Тебя нет, меня нет, парохода нет, казны нет – подарки или приданое, и Йормунреку отцу с матерью не в чем отказать, потому как и взять с них нечего. – Отец для государства все мудро решил, я не спорю, но мне-то чему радоваться? Опять-таки, я оказываюсь приравнена к казне и кнорру, и вся разница – не один нежеланный жених, так другой. – А вод здесь, сестрица, не скажи – Адальстейн, может, малость и недотепа, но не злыдень, а вот Йормунрек… – Да, дядю убил, брата убил. Ну, с братом, и у меня несколько раз близко доходило, – Аса ткнула Хельги локтем в бок. – Особенно когда ты меня дразнил насчет того жеребенка. – Хуже. Мне отец велел, чтоб я сдох, но тебя от Йормунрека уберег. Любой, сказал, ценой, копье ему, и так далее. А Токи такое рассказал на пиру после боя за Сли… Хейдабир. Помнишь кошку? – Как же не помнить, ее нам батюшка с мидхафского северного берега привез! Ее потом чикалки [84] утащили, нет? – Вот мы думали на чикалок, или на росомаху, а ее Йормунрек повесил, замучил, и труп той же веревкой к камню привязал и во фьорд выбросил. Токи видел! Аса нахмурилась. Брат и сестра вместе замолчали, подавленные мыслями о том, на что еще может быть способен кошкоубийца, причем виновник не просто кошкоубийства, а кошкоубийства, отягощенного пыткой и, того хуже, злобным и нарочитым пренебрежением священными правилами поведения в гостях. На корме кнорра, у прави́ла, тоже шел разговор. Фьори объяснял Карли, Краки, и Челодрыгу происхождение очков – зрительных стекол в серебряной оправе, висевших у старого кормчего на носу. – Лет пятьдесят назад, в Висбю кто-то сделал зажигательное стекло, которое можно носить с собой вместо огнива. Одно в нем плохо – без солнца, не работает. Потом кто-то догадался, что то же стекло можно использовать для увеличения маленьких предметов, потом вместо стекла стали использовать горный хрусталь – в нем пузырьков нет. Наконец, Колла Искусница догадалась, что стекла можно повесить на нос для увеличения тонкой работы. Услышав: «Колла Искусница,» – Челодрыг заржал. Фьори приподнял мохнатую бровь, смерив молодого бодрича взглядом, от которого любой мало-мальски понимающий свое место в кругу земном молодой воин тут же заткнул бы хлебало ветошью. Такое понимание, увы, не было дано Челодрыгу, радостно пояснившему: – Женился Дурята-тысяцкий на Малуше-искуснице, провели ночь брачную, наутро Дурята и говорит: «За что тебя искусницей прозвали, мне так и невдомек!» Обиделась Малуша-искусница и искусала его до полусмерти! – Страшное дело – такое неуважение к супруге, – рассудил Краки. – Хуже может быть, только когда кто-то глупостью старшего перебивает. Так что там было с Коллой? – В старости у Коллы начало слабеть зрение, особенно вблизи, и она велела себе сработать такую же пару очков из хрусталя, только поплоще, чтобы все время носить. Вот, – Фьори гордо поправил очки на носу и вперился вдаль. – Скажи-ка мне, Краки, не баклан ли там летит? – Точно, баклан! Энгульсейский берег близко? – По моему рассуждению, да, но некоторые шкиперы из Раумарики рассказывают вот что… Фракки, вытрави шкот на две пяди, а ты, Грейп, прибери свою сторону! Моряки, что нашли свою смерть в открытом море, так что и тела их ни к какому берегу не прибило, самые искусные из них, – к счастью для Челодрыга, в небе не было солнца, в противном случае он мог бы оказаться превращен в кучку пепла усиленным очками взглядом, брошенным в его сторону Фьори, – самые искусные оказываются после смерти на Ут-Рёсте, и некоторые из тех даже могут навестить родной дом – но только обернувшись бакланом. Поэтому на севере Мёра и в землях Само бакланов не стреляют. Краки, ты когда-нибудь пробовал баклана? |