Книга На службе зла, страница 72 – Роберт Гэлбрейт

Сейчас ее обступали прекрасные, увитые плющом, сверкающие оконными стеклами малоэтажные викторианские дома с глянцевыми дверями и наличниками. Здесь все говорило о комфортабельном, обеспеченном существовании, на какое рассчитывал Мэтью, когда еще лелеял надежду, что Робин найдет для себя более высокооплачиваемую работу. Она постоянно твердила, что не гонится за деньгами и не думает сравняться с ним, но странно было бы, оказавшись в таком районе, среди красоты и спокойствия, не сопоставлять здешние дома с другими, где предлагались «небольшие комнаты в сугубо веганских апартаментах, с возможностью пользоваться мобильным телефоном исключительно при закрытых дверях» – вот это было ей по карману, равно как и чулан в Хэкни, «в приветливом, достойном квартале, готовом ПРИНЯТЬ ВАС НА БОРТ!».

У нее опять зазвонил мобильный. Она ожидала, что ей перезвонит Страйк, и содрогнулась, увидев: БРОКБЭНК.

Набрав полную грудь воздуха, она ответила:

– Венеция Холл.

– Адвокат, что ли?

Робин не задумывалась, какой у него окажется голос. Сам Брокбэнк виделся ей чудовищем: извращенец, вооруженный зазубренной «розочкой», длинномордый урод, симулянт. Тембр голоса оказался глубоким, а говор, не столь ярко выраженный, как у единоутробной сестры, все же напоминал о Бэрроу.

– Да-да, – подтвердила Робин. – Это мистер Брокбэнк?

– Он самый…

В его молчании было нечто угрожающее. Робин торопливо отбарабанила свою легенду о компенсации, возможность назначения которой будет согласована при личной встрече. Когда она умолкла, он не отреагировал. Робин, взяв на себя роль Венеции Холл, запаслась самоуверенностью и не торопила собеседника, но ее нервировало потрескивание в трубке.

– А как вы на меня вышли?

– Заметки по вашему делу попались нам в архиве, когда мы расследовали…

– Чего это вы расследовали?

Почему в каждой его фразе ей мнилась угроза? Он же не стоял рядом с ней? На всякий случай Робин огляделась. На залитой солнцем фешенебельной улице было безлюдно.

– Расследовали подобные случаи телесных повреждений, полученных военнослужащими в ситуациях, не связанных непосредственно с боевыми действиями. – Робин, к своему неудовольствию, заговорила на тон выше.

И снова пауза. Из-за угла выехал автомобиль. Черт, как некстати, подумала Робин, узнав в водителе настырного Папу-Злодея, за которым должна была скрытно следить. Он смотрел на нее в упор. Робин, опустив голову, побрела прочь от школы.

– Дык что от меня требуется? – рявкнул ей в ухо Брокбэнк.

– Мы сможем встретиться, чтобы обсудить ваш случай? – спросила Робин; у нее защемило в груди.

– Вы ж говорите, что читали про мой случай, или как?

У Робин от ужаса зашевелились волосы.

– Есть один мудень, Камерон Страйк зовут, – он мне башку проломил.

– Да, я видела эти сведения в ваших документах, – едва не задохнулась Робин, – но нам необходимо получить от вас…

– Заяву, что ли? – В наступившей паузе опять замаячила опасность. – А ты, часом, не архангел?

Робин Эллакотт, северянка, поняла; Венеция Холл, столичная адвокатесса, осталась в неведении. В Кумбрии архангелами называли полицейских.

– Как вы сказали, простите? – Она изобразила вежливую растерянность.

Папа-Злодей припарковался у дома отлученной жены. Вот-вот могли появиться его сыновья, идущие с няней на игровую площадку. Робин должна была зафиксировать любую попытку сближения. За это ей платили деньги.

– Легавая! – агрессивно выплюнул Брокбэнк.

– Легавая? – Робин постаралась включить недоверчивые, а потом смешливые нотки. – Да что вы, конечно нет!

– Не врешь?

Из подъезда показалась рыжеволосая нянька. Робин услышала, как открывается дверца автомобиля. Пришлось изобразить оскорбленную добродетель.

– Не имею такой привычки. Если вас не заинтересовало наше предложение, мистер Брокбэнк…

У нее слегка вспотели ладони. И тут, к ее удивлению, он сказал:

– Ладно, можно и встретиться.

– Отлично. – На глазах Робин нянька выводила на тротуар двух мальчиков. – Где вы базируетесь?

– В Шордиче, – ответил Брокбэнк.

Нервы у Робин была натянуты как струны. Значит, он в Лондоне.

– В каком месте вам будет удобно?..

– Что там за кипеж?

Это нянька заверещала при виде Папы-Злодея, который приближался к ней и детям. Один из мальчишек заголосил.

– По правде говоря, сегодня моя очередь забирать сына из школы, – сказала Робин, перекрывая крики и вопли.

На другом конце вновь повисла пауза. Непринужденная Венеция Холл нарушила бы ее не задумываясь, но Робин сковала беспричинная, как она пыталась себе внушить, тревога. И тут Брокбэнк, к ее ужасу, спросил нараспев, дыша ей в ухо:

– Мы знакомы, девочка?

Робин хотела ответить, но у нее перехватило горло. Связь прервалась.

Then the door was open and the wind appeared…

Blue Öyster Cult. «(Don’t Fear) The Reaper» [63]

– С Брокбэнком полный провал, – выдавила Робин. – Я жутко виновата… Сама не понимаю, как можно было так сплоховать! Да к тому же Папу-Злодея не сфотографировала, потому что стояла слишком близко.

В пятницу Страйк появился в агентстве ровно в девять утра, но не сверху, из мансарды, а снизу, с улицы, – при полном параде и с рюкзаком за спиной. Опять. Робин слышала, как он, поднимаясь по лестнице, напевал себе под нос. После ночи, проведенной у Элин. Робин позвонила ему накануне, чтобы доложить о звонке Брокбэнка, однако Страйк не мог долго разговаривать и перенес обсуждение на завтра.

– К черту Папу-Злодея. Щелкнем его в другой раз, – говорил Страйк, хлопотавший над чайником. – А с Брокбэнком ты отлично управилась. Мы теперь знаем, что он в Шордиче, что затаил на меня злобу и что заподозрил в тебе легавую. Интересно, почему он насторожился: потому, что лапал детишек во всех концах страны, или потому, что недавно зарезал юную особу?

C тех пор как Брокбэнк прошипел ей в ухо свои три прощальных слова, Робин ходила как пришибленная. Вчера вечером они с Мэтью не перекинулись и парой слов; не зная, как преодолеть внезапное и не до конца понятное чувство беззащитности, Робин возлагала все надежды на встречу со Страйком, который – единственный – мог истолковать зловещий вопрос: «Мы знакомы, девочка?»

Сегодня она хотела бы видеть Страйка серьезным и собранным, каким он был, когда запретил ей расхаживать по улицам в темноте, потому что расценил посылку с отсеченной ногой как угрозу. Но человек, который сейчас бодро заваривал себе кофе и балагурил насчет педофила и убийцы, при всем желании не мог привести ее в равновесие, а тем более представить, каково ей было слышать в ухе дыхание Брокбэнка.