Книга Наследник поручика гвардии, страница 12 – Юрий Шестера

Тем временем подул легкий попутный ветерок.

— Нельзя терять дорогого времени! — возбужденно проговорил капитан, обрадованный неожиданной удачей. — Черт с ним, с этим верпом. Пусть останется на память гнусным туземцам, — и приказал боцману рубить канат.

Молодцы из боцманской команды положили трос верпа на колоду, постоянно находящуюся для этих целей на баке [31] , и несколькими ударами топора перерубили его. Корабль, став под паруса, стал удаляться в море.

* * *

Смеркалось. Вдоль берега острова зажглись костры, послышались крики туземцев.

— К чему бы такая иллюминация? — недоуменно спросил Врангель.

— Это, видимо, условный сигнал для жителей соседних бухт, уже, несомненно, предупрежденных о совместном нападении на русский корабль, — предположил Андрей Петрович.

— Поздно спохватились, черти заморские! — рассмеялся довольный капитан. — У меня нет ни малейшего желания заходить ни в соседние, ни в какие-либо другие бухты этого острова. — Слава богу, мы хоть успели запастись свежей водой и дровами…

— Теперь ваше имя, Фердинанд Петрович, безусловно, войдет в историю русского флота.

— Это за какие же такие заслуги, извольте спросить? — искренне удивился Врангель.

— Ведь вы же первый капитан русского корабля, открывшего артиллерийский огонь по туземцам!

Лицо барона помрачнело.

— Не переживайте так, Фердинанд Петрович! — убежденно продолжил ученый. — Вы действовали в соответствии со сложившимися обстоятельствами и к тому же совершенно правильно. Лично я преклоняюсь перед вашим мужеством и решительностью, с которой вы защищали от нападения корабль и его команду. Точно так же, уверяю вас, воспримут ваши действия и все офицеры русского флота.

— Вы так думаете, Андрей Петрович? — с надеждой спросил тот.

— Безусловно, Фердинанд Петрович! Прав все-таки был лейтенант Торсон со шлюпа «Восток», когда предвидел такую возможность.

— Константин Петрович? — вмешался в разговор лейтенант Матюшкин, исполнявший обязанности вахтенного офицера.

— Совершенно верно, Федор Федорович. Вы, как я вижу, знакомы с ним?

Лицо лейтенанта расцвело в улыбке:

— А как же, Андрей Петрович, и очень даже близко. Только теперь он щеголяет в мундире капитан-лейтенанта.

— Естественно. Ведь после успешного окончания экспедиции Беллинсгаузена, открывшей Антарктиду, все офицеры, принимавшие участие в ней, высочайшим повелением были повышены в чине независимо от выслуги лет, — Шувалов ненадолго задумался. — У меня есть предложение, господа. Разрешите пригласить вас к себе в каюту на, так сказать, товарищеский ужин. Надо снять напряжение после трагических событий этого сумбурного дня. Да и нам, как оказалось, есть о чем поговорить.

— Мы с Федором Федоровичем с благодарностью примем ваше приглашение, уважаемый Андрей Петрович, — сразу за двоих ответил Врангель. — Но несколько попозже. Нужно вначале похоронить по морскому обычаю матроса, убитого туземцами на баркасе, да успеть смениться нашему лейтенанту с вахты, — улыбнулся барон.

— Благодарю вас, господа, за принятие моего предложения, — галантно произнес Андрей Петрович. — А посему поспешаю в каюту дать соответствующие указания вестовому, — он стал спускаться по трапу с мостика.

— Приспустить флаг! — раздалась команда за его спиной.

Андрей Петрович вздрогнул, уяснив ее трагический смысл — команда «Кроткого» прощалась со своими погибшими товарищами. «Служба есть служба, — горестно вздохнул он. — Такова уж капитанская доля — в дальнем плавании капитан не только царь и Бог для команды своего корабля, но и батюшка, провожающий подопечных в последний путь, — и он тут же усмехнулся: — Но попробуй предложить ему отказаться от этой участи!»

* * *

Тимофей расстарался. Андрей Петрович отдал должное его расторопности. Вместе с вестовым Врангеля, они принесли кресло из капитанской каюты и из каюты лейтенанта Матюшкина, «напрягли» коков на камбузе и вестовых кают-компании. Так что стол был сервирован превосходно. Одним словом, по «большой программе».

Через некоторое время после того, как отгремели залпы прощального салюта, во время которых вестовые истово крестились, в каюту вошел Андрей Петрович в сопровождении Врангеля и лейтенанта Матюшкина. Их лица отражали печаль пережитого траурного ритуала. Они молча заняли свои места за столом, и вестовые поспешно удалились.

— На правах хозяина, господа, предлагаю предоставить первое слово Фердинанду Петровичу.

Тот, взяв бокал, наполненный мадерой, встал. Встали и остальные. Капитан обвел соратников долгим взглядом, собираясь с мыслями.

— Сегодня, господа, мы пережили трудный день. И спасением своим обязаны столько же счастью, сколько усердию, сметливости и неутомимой расторопности всех офицеров и матросов «Кроткого». — он проглотил комок, застрявший в горле. — Все мы ратные люди, давшие присягу защищать Отечество, а посему всегда должны быть готовы отдать свои жизни ради него. Это аксиома, господа. Так давайте помянем наших товарищей, погибших вдали от берегов Отечества!

И три офицера, стоя, не чокаясь, осушили бокалы.

— Я приказал всем матросам выдать по стакану грога [32] , — как-то отрешенно произнес Врангель, садясь в кресло. — Пусть и они помянут…

Первым нарушил молчание Матюшкин:

— Мичман Адольф Карлович Дейбнер был не только мужественным человеком, что и подтвердил матрос Лысухин, но и надежным товарищем, — вздохнул он.

— И отличным моряком, — добавил Врангель. — С его гибелью на «Кротком» остались только три вахтенных офицера, и на них в связи с этим ляжет дополнительная нагрузка.

— Выбывшего из строя мичмана Дейбнера могу заменить я, — заметил Андрей Петрович.

Врангель и Матюшкин с недоумением посмотрели на него. Затем капитан, вспомнив, видимо, что-то, улыбнулся:

— Вы, Андрей Петрович, уже отстояли свои вахты еще два десятка лет тому назад, на мостике «Надежды», когда мы с Федором Федоровичем еще и не поступали ни в Морской корпус, ни в Царскосельский лицей. Поэтому не беспокойтесь — в случае необходимости вахтенного офицера подменит старший офицер. Ведь лейтенант Рикорд, как мне представляется, будет несколько моложе вас?

Все трое рассмеялись, снимая тем самым психологическую нагрузку, навалившуюся на них в этот трудный день. Все имеет свои пределы, а человеческая душа — тем более.

* * *

Мадера пришлась очень кстати и постепенно снимала напряжение.

— А как вы, Андрей Петрович, оцениваете слухи, о которых сообщил англичанин Ридон? — спросил капитан, поставив бокал на стол. — Я имею в виду то, что якобы русский двухдечный корабль ограбил туземцев, — пояснил он.