Книга Наша союзница - ночь, страница 35 – Анна Старинова

Личному составу батальона было назначено повышенное содержание, при рейдах в тылы врага сытный сухой паек, а обмундирование было разрешено выдавать по мере износа.

Так удачное крушение поезда с итало-фашистскими летчиками и командирами коренным образом изменило в лучшую сторону материальное и правовое положение наших энтузиастов партизанской борьбы с врагом в его тылу с широким применением мин.

Уничтожение итало-фашистских летчиков в эшелоне под Кордовой стало широко известно.

На базу в Вилья Нуэва де Кордова, где находились участники диверсии, было настоящее нашествие корреспондентов многих испанских и зарубежных газет. Мы поражались, как они находили местопребывание партизан-диверсантов. Оказывается, через штаб Южного фронта.

Но Рудольфо и Доминго старались не попадаться на глаза журналистам из-за соблюдения конспирации. Капитан провел по этому вопросу большую работу с участниками операции и внушил, чтобы все держали язык за зубами.

Журналистов гостеприимно принимали, с ними беседовали, но на вопросы, кто и как осуществил диверсию, вежливо отвечали:

– Война еще не кончилась, а потому еще рано рассказывать о наших средствах и способах, о наших людях, чтобы не узнали мятежники того, чего они еще не знают.

В отличие от испанских и иностранных корреспондентов, советские журналисты не спешили.

К вечеру на второй день после выхода группы из вражеского тыла приехал к нам Михаил Кольцов.

Был он очень похож на испанца по одежде и поведению, и говорил он по-испански как истый кастельяно.

Весть о прибытии Михаила Кольцова на базу всполошила весь ее состав. М.Е. Кольцова хорошо в то время знали не только мы, советские люди. Его выступления в печати помогали республиканцам в их борьбе против мятежников и фашистских интервентов. Все хотели увидеть этого боевого «новинара», как его назвал Хуан Гранде.

– Познакомьте меня, пожалуйста, с участниками крушения поезда под Кордовой, – обратился ко мне Михаил Кольцов, узнав, что на базе нет Рудольфо.

Я выполнила его просьбу, и началась дружеская беседа, но все помнили приказ Доминго держать язык за зубами. Свободно говорили о погоде, о том, как промокли и устали, но никто не сказал, где обогревались и отдыхали. Объяснили, что поставили большую мину, чтобы уничтожить всех фашистов в поезде.

– Этого крушения фашистам еще мало! – гордо заявлял Доминго. – Мы ведь видели результаты их варварских налетов на Мадрид, Андухар, Пособланко и другие города!..

Михаила Кольцова очень интересовали боевые акции интербригадовцев в тылу врага.

– Все иностранные товарищи знают испанский? – спросил Кольцов у Доминго.

– Нет! – махнул рукой капитан. Два югослава, итальянцы и французы понимают, могут объясниться, а другие, когда поступили в отряд, знали несколько десятков слов и только, а теперь уже все могут объясниться.

– А как же местное население? Может сразу заметить, что иностранцы?

– Наши группы берут в тыл все необходимое и к местному населению не обращаются. Для работы среди населения и связей с ним у нас привлекаются только испанцы, – ответил Доминго.

– Ну а если ночью кто отстанет? – спросил Кольцов.

– Пока никто не отставал. Есть компас. Выйдет!

– Почему вы пошли в партизаны? – обратился Кольцов к Хуану Гранде.

– Потому что приехал в Испанию воевать против фашистов, – ответил тот.

– Но воевать можно и на фронте, там фашистов тоже много, там для иностранцев проще, можно и не знать языка! – допытывался Михаил Ефимович.

– Нет! В тылу фашистов бить легче и, главное, ты его бьешь там, где он не ждет, и тогда, когда сам в стороне. Вначале я сам этого не понимал, а когда увидел, то сообразил, что мятежники в поездах и машинах, как змеи в клетках. Бей их, пока не выползли, – доказывал Хуан.

Кольцов бегло записывал, но больше на эту тему вопросов не задавал. Я не слыхала, о чем он разговаривал с Рубио, но заметила, что он остался доволен этой беседой.

– После уничтожения поезда с летным составом не могут ли мятежники по горячим следам найти и уничтожить вас на вашей базе? – спросил Кольцов у Доминго.

– На базу в тыл врага мы уже не вернемся, а до баз в нашем тылу у фалангистов руки коротки. Кроме того, повышаем бдительность, опираясь на народ. С его помощью мы уже выловили нескольких вражеских лазутчиков. Подлые, трусливые твари! – ответил Доминго.

– Это верно! Но у вас с охраной не все благополучно. У меня, например, никаких документов не спросили.

– Не надо! – спокойно ответил Доминго. Вас знают, а посторонний к нам не забредет. Наши караульные уже не одного подозрительного задержали и передали в комендатуру, да и размещаемся мы в домах священнослужителей, а они, эти дома, как маленькие крепости.

Несмотря на все уговоры, Михаил Кольцов не остался ночевать. Спешил.

На следующий день приехал на базу Илья Эренбург [32] с секретаршей и портативной пишущей машинкой. Гость не спешил и согласился у нас переночевать.

Доминго начал показывать Илье Григорьевичу свое хозяйство и первым делом повел его к конным диверсантам.

– А это что за наездник? – удивленно спросил писатель, увидев восьмилетнего Антонио, сидевшего на породистом рысаке своего отца.

– Это мой сын! – с гордостью ответил Доминго.

В честь гостя был устроен ужин, на котором присутствовали почти все находившиеся на базе.

Ужин превратился в дружескую встречу.

Илья Эренбург показывал присутствующим фотографии и некрологи, помещенные в фашистских и профашистских газетах.

– Скорбят по уничтоженным, жалуются на партизан, – заметил писатель.

– Когда враг плачет и жалуется, мы – веселимся, – ответил Доминго.

– Пишут враги, пишут и друзья, – сказал Илья Эренбург. – Друзья наши понимают, что чем больше партизаны будут уничтожать мятежников в их тылу, тем меньше вражеских вояк будет на фронте, тем скорее будет победа.

Наконец усталый, но довольный, писатель ушел отдыхать.

Утром он простился с партизанами и уехал, сказав:

– Напишу, но с полным соблюдением конспирации.

– Очень хорошо, – ответил капитан.

– Только, чтобы нам это боком не вышло, – попросил Рудольфо.

Илья Эренбург действительно написал о крушении поезда, выполнив данное нам обещание.

– Да! Большая конспирация! Но теперь мы признаны и могли бы не сваливать вины на местных партизан, – сказал Доминго, когда я ему перевела очерк Ильи Эренбурга, опубликованный в «Известиях» 23 марта 1937 г.