Онлайн книга «Все о Москве»
|
Посредине бульвара конные жандармы носились за студентами. Работали с одной стороны нагайками, а с другой – палками и камнями. По бульвару метались лошади без всадников, а соседние улицы переполнились любопытными. Свалка шла вовсю: на помощь полиции были вызваны казаки, они окружили толпу и под усиленным конвоем повели в Бутырскую тюрьму. «Ляпинка»– описанное выше общежитие студентов Училища живописи – вся сплошь высыпала на бульвар. Когда окруженную на бульваре толпу студентов, в числе которой была случайно попавшая публика, вели от Страстного к Бутырской тюрьме, во главе процессии обращал на себя внимание великан купчина в лисьей шубе нараспашку и без шапки. Это был подрядчик-строитель Громов. Его знала вся Москва за богатырскую фигуру. Во всякой толпе его плечи были выше голов окружающих. Он попал совершенно случайно в свалку прямо из трактира. Конный жандарм ударил его нагайкой по лицу. В ответ на это гигант сорвал жандарма с лошади и бросил его в снег. И в результате его степенство шагал в тюрьму. На улице его приказчик, стоявший в числе любопытных на тротуаре, узнал Громова. – Сидор Мартыныч, что с вами? – крикнул он. – Агапыч, беги домой, скажи там, что я со скубентами в ривалюцию влопалси! – изо всех сил рявкнул Громов. – Революция… Революция… – отозвалось в толпе и покатилось по всей Москве. Но до революции было еще далеко! Как это выступление, так и ряд последующих протестов, выражавшихся в неорганизованных вспышках, оставались в стенах университета. Их подавляли арестами и высылками, о которых большинство москвичей и не знало, так как в газетах было строго запрещено писать об этом. В 1887 году, когда к студенческому уставу были прибавлены циркуляры, ограничивавшие поступление в университет, когда инспекция и педеля, эти университетские сыщики, вывели из терпения студентов, опять произошли крупные уличные демонстрации, во время которых было пущено в ход огнестрельное оружие, но и это для большой публики прошло незаметно. С каждым годом все чаще и чаще стали студенты выходить на улицу. И полиция была уже начеку. Чуть начнут собираться сходки около университета, тотчас же останавливают движение, окружают цепью городовых и жандармов все переулки, ведущие на Большую Никитскую, и огораживают Моховую около Охотного ряда и Воздвиженки. Тогда открываются двери манежа, туда начинают с улицы тащить студентов, а с ними и публику, которая попадается на этих улицах. Самым ярким в прошлом столетии было студенческое выступление, после которого более ста пятидесяти студентов было отдано в солдаты, и последующие за ним, где требовали отмены «временных правил», на основании которых правительство и отдало студентов в солдаты. Эта мера, в связи с волнениями студентов, вызвала протест всей интеллигенции и полное сочувствие к студенчеству в широких слоях населения. Но в печати никаких подробностей и никаких рассуждений не допускалось: говорили об этом втихомолку. Тогда ходило по рукам много нелегальных стихотворений. Вот одно из них: Сейте! «Сейте разумное, доброе, вечное» [7] . Сейте студентов по стогнам земли, Чтобы поведать все горе сердечное Всюду бедняги могли. Сейте, пусть чувство растет благородное, Очи омочит слеза, — Сквозь эти слезы пусть слово свободное Руси откроет глаза. Пусть все узнают, что нравами грубыми Стали опять щеголять, Снова наполнится край скалозубами, Чтоб просвещение гнать. Пусть все узнают: застенки по-старому, И палачи введены, Отданы гневу их дикому, ярому Лучшие силы страны. Вольные степи ветрами обвеяны, Русь широка и грозна — Вырастет новое – всюду посеяны Светлых идей семена. Те, что упорно и долго не верили Правде свободных идей, Ныне поймут – обсчитали, обмерили, Выгнали их сыновей. Всех разогнали, а всех ли вы выбили, Сделавши подлость и срам? Это свершили вы к вашей погибели. Память позорная вам! И действительно, разбросанные в войска по разным городам России студенты были приняты везде радушно и везде заговорили о том, о чем прежде молчали. Это революционизировало и глухую провинцию. Другое стихотворение, описывающее усмирение студенческих беспорядков в Москве, тоже не проскочило в печать, но распространялось в литографских оттисках: Судак и обер-полицмейстер Я видел грозные моменты, Досель кружится голова… Шумели буйные студенты, Гудела старая Москва, Толпы стремились за толпами… Свистки… Ура… Нагайки… Вой… Кругом войска… за казаками Трухтит жандармов синий строй. Что улица – картины те же, Везде народ… Везде войска… Студенты спрятаны в манеже, Шумят, как бурная река. И за студентами загнали В манеж испуганный народ, Всех, что кричали, не кричали, Всех, кто по улице пройдет, — Вали в манеж! А дело жарко, Войскам победа не легка… Лови! Дави! Идет кухарка, Под мышкой тащит судака… Вскипели храбрые войска! Маневр… Другой… И победили! Летят кто с шашкой, кто с штыком, В манеже лихо водворили Кухарку с мерзлым судаком… Когда кухарку с судаком действительно загнали в манеж, а новая толпа студентов высыпала из университета на Моховую, вдруг видят: мчится на своей паре с отлетом, запряженной в казенные, с высокой спинкой, сани, сам обер-полицмейстер. В толпе студентов, стоявших посредине улицы, ему пришлось задержаться и ехать тихо. – Я вас прошу разойтись! – закричал, приподнявшись в санях, генерал. В ответ – шум, а потом сзади саней взрыв хохота и крики: – Долой самодержавие! И опять хохот и крики: – Долой самодержавие!.. Долой!.. Взбешенный полицмейстер вскакивает в ворота манежа и натыкается на кухарку с судаком, которая хватает его за рукав и вопит: – Ваше благородие, выпустите! Рыбина-то протухнет… И тычет в него оттаявшим судаком. А у подъезда, под хохот толпы, городовые сдирают с задка полицмейстерских саней широкую полосу бумаги с яркой надписью: «Долой самодержавие!» Во время остановки студенты успели наклеить на сани одну из афиш, сработанных художниками в «Ляпинке» для расклейки по городу: |