Книга Я знаю, ты где-то есть, страница 55 – Тьерри Коэн

– Я хотела, чтобы вы шли в заданном темпе, а вам захотелось двигаться быстрее. Но в конце концов в этом нет ничего страшного.

– Значит, вся эта театральная постановка задумана, чтобы я осознал, как неправильно живу?

Линетт Маркюс сдвинула брови, словно оценивая точность формулировки, предложенной Ноамом.

– Можно посмотреть на это и так.

– А можно и иначе?

– Да.

Усаживаясь в кресло напротив них, она выглядела одновременно беззащитной и решительной.

– Пройденный вами путь привел вас к тому, что вы стали больше задумываться и учитывать свои слабые места. Но он должен был еще и подготовить вас к открытию главной истины.

Она умолкла и взглянула Ноаму прямо в глаза. Он заметил, что, как и в первую их встречу, у нее дрожат руки.

– Думаю, то, что я должна открыть вам, Ноам, это слишком… личное, – сказала она, бросив быстрый взгляд в сторону Джулии.

– Я могу выйти, – предложила та, вставая со стула.

– Нет, останься, – приказал ее спутник, кладя ей на колено руку.

Джулия вопросительно взглянула на Линетт Маркюс. Та, поведя бровями, выразила свое согласие.

– Так что за истину вы хотите мне открыть?

– Одну из истин.

Она глубоко вдохнула, словно собираясь с силами.

– Это касается обстоятельств смерти вашей матери.

Ноам широко раскрыл глаза.

– Что вы можете об этом знать? – проговорил он.

Атмосфера внезапно сгустилась. Психотерапевт опустила голову, потом подняла ее. Она готовилась к этому и не хотела проявить слабость.

– В машине, которая сбила вашу мать, была… там… там была я.

* * *

Повисшее в комнате тяжелое молчание сковывало мысли Ноама и мешало Линетт Маркюс продолжать свою исповедь.

Джулия вдруг почувствовала себя лишней. Тем не менее она понимала, что Ноам нуждается в ней, в ее присутствии, и, взяв его руку, крепко сжала ее.

Ноам, не отрываясь, смотрел в глаза психотерапевту, но мысли его не поспевали за ее словами.

– Я не понимаю… – признался он наконец.

Линетт Маркюс, казалось, пыталась определить действие своих слов на пациента.

– Ах! Ясно! Я понял! – воскликнул тот. – Это входит в вашу методику! Вы вываливаете на меня такие новости, потому что хотите, чтобы… чтобы…

– Чтобы вы узнали правду, – договорила она за него.

– Не играйте со мной! – заорал Ноам. – Вы не имеете права использовать смерть моей матери, врать мне!

– Успокойтесь, Ноам. Я не вру. Я действительно находилась в машине, сбившей вашу мать. Мне было девять лет. За рулем был мой старший брат.

Он остолбенел, а она тем временем сунула руку в карман, достала оттуда какой-то предмет и положила на стол.

– Помните, Ноам?

– Что это?

– Деталь детского конструктора. Дверь от домика.

Он с недоверием взял в руки кусочек пластмассы и вгляделся в него.

– И о чем это должно мне напомнить?

– Через несколько месяцев после аварии доктор Лоран позвала к себе мою маму и предложила свести нас с вами. Ей казалось, что от нее что-то ускользнуло в обстоятельствах этого несчастного случая. Мама не сразу, но все же согласилась, и мы пришли к доктору. Арета провела меня в комнату, где вы собирали конструктор. Я села напротив вас. Вы строили домик. Мы не разговаривали. И, сама не знаю почему, я стащила эту деталь. Я думала, что мы еще увидимся. Но мама рассудила иначе.

– Не помню. Выходит, доктор Лоран все знала?

– Да. Она не захотела рассказывать вам об этом во время вашей последней встречи, потому что считала, что эту часть истории вы должны узнать от меня.

– Значит, вы солгали мне, когда сказали, что познакомились с ней в студенческие годы?

– Не совсем. Я ведь на психологию пошла, а впоследствии заинтересовалась такими понятиями, потому что та трагедия засела у меня в мозгу. Но я не осознавала себя носителем истины, которую следовало раскрыть. Я почти забыла ту аварию. Остались какие-то размытые, неясные воспоминания – крики, суета, страх. В годы учебы я следила за публикациями доктора Лоран и однажды решила обратиться к ней, чтобы расспросить о вас. Я использовала свою научную работу, чтобы раскопать свое прошлое. И ваше тоже. Впрочем, думаю, она согласилась помочь мне именно потому, что думала, что мне, как и вам, нужно было наконец разобраться с той историей. Я чувствовала себя виноватой, Ноам. Я сидела в машине, которая сбила вашу мать, и этого оказалось достаточно, чтобы во мне развилось чувство вины. Но было еще что-то, какое-то предчувствие, что-то, что, как мне казалось, существовало где-то рядом, на грани сознания, и мешало мне правильно воспринимать эту аварию. Тогда я заинтересовалась вами. Я следила за вашей жизнью, расспрашивая вашего психолога, а потом, когда вы с ней расстались, я старалась не упускать вас из виду. В конце концов я решила, что ваша жизнь пришла в норму, что все у вас теперь будет хорошо, что я обманывалась на ваш счет и не существует никакой иной правды, кроме того, что произошло в тот злополучный день. И я стала заниматься другими делами.

– До того самого дня, когда доктор Лоран направила меня к вам.

– Нет, кое-что случилось раньше. Несколько лет назад мой брат, тот самый, что вел тогда машину, заболел раком. Когда он узнал, что это конец, он позвал меня. Он страшно терзался с того ужасного дня, когда столько жизней оказались выброшенными в другое измерение. Ему хотелось снова поговорить обо всем этом, он сказал, что все эти годы его мучила совесть оттого, что он так и не встретился с вами, чтобы выразить сожаление по поводу случившегося. И тогда я рассказала ему все, что знала о вас. Это его одновременно обрадовало и обеспокоило. Он спросил, откуда у меня такой интерес к вашей жизни. Я призналась, что испытываю чувство вины, что интуиция подсказывает мне, что где-то глубоко внутри меня кроется какая-то главная правда. Он разрыдался и открыл мне то, что я все это время искала.

– То есть?

– Помните тот день, когда вы наконец заговорили про аварию? Доктор Лоран привела ваш рассказ в своей первой книге. Вы комментировали рисунок, который нарисовали сразу после трагедии, когда отказывались говорить. В конце разговора вы сказали, что какая-то толстая женщина воскликнула тогда: «Боже мой, боже мой! Это ребенок виноват». Доктор Лоран истолковала это воспоминание как выражение чувства вины.

– Да, я это помню.

– Так вот, это была ошибка.

– Что?

– Ребенок… ребенок, о котором говорила та дама, это были не вы, Ноам, а я.

– Вы?! – воскликнул он. – Я не понимаю.

– Брат рассказал мне, что не затормозил тогда на красный свет, потому что я расшалилась в машине. И… когда он велел мне успокоиться, я… я закрыла ему глаза руками. Он не заметил вашу маму, когда она переходила улицу.