
Онлайн книга «Заколдованная жизнь»
Мэри, тоже поджидавшая Гвендолен и Мура, воскликнула: «Ну наконец-то!» — и стала возиться с очень любопытным лифтом, спрятанным в особом шкафу у камина. Когда что-то лязгнуло, Мэри открыла дверцы лифта и вытащила оттуда большую тарелку с хлебом и маслом, а также дымящийся коричневый кувшин с какао. Она принесла все это на подносе к столу, и Юфимия налила каждому ребенку по кружке какао. Гвендолен презрительно взглянула на тарелку с хлебом: — И это все? — А что еще тебе нужно? — поинтересовалась Юфимия. В воображении Гвендолен проплыли овсянка, яичница с беконом, грейпфрут, тосты и копченая селедка. Не в силах выбрать что-то одно, она продолжала молча смотреть перед собой. — Решай побыстрее, — не выдержала служанка. — Мне, знаешь ли, тоже пора завтракать. — Нет ли у вас джема? — очнулась от оцепенения Гвендолен. Юфимия и Мэри переглянулись. — Джулии и Роджеру запрещено есть джем, — пояснила Мэри. — Но мне никто не запрещал его есть, — с расстановкой произнесла Гвендолен. — Немедленно принесите мне джем. Мэри подошла к переговорной трубе возле лифта, и после длительного громыхания и победного лязганья явилась банка с джемом. Горничная поставила ее перед Гвендолен. — Вот спасибо! — воскликнул Мур. Ему очень хотелось джема, а какао он терпеть не мог. — Не стоит благодарности, — чуть насмешливо ответила Мэри, и обе горничные удалились. На некоторое время воцарилось молчание. Затем Роджер обратился к Муру: — Передай мне, пожалуйста, джем. — Да ведь тебе нельзя, — возразила Гвендолен, по-прежнему воинственно настроенная. — Никто не узнает, если я возьму его одним из ваших ножей, — безмятежно сказал Роджер. Передавая ему банку и свой нож в придачу, Мур полюбопытствовал: — А почему вам нельзя? Джулия и Роджер безмятежно переглянулись. — Мы слишком толстые, — объяснила Джулия. Она преспокойно взяла у брата нож и всерьез занялась джемом. «Ну еще бы», — подумал Мур, глядя, сколько джема эти двое умудрились нагромоздить на хлеб. Джем высился над кусками хлеба, словно липкие коричневые скалы. Гвендолен с отвращением взглянула на Роджера и Джулию и самодовольно оглядела свое аккуратное льняное платье. Разница была велика. — Ваш отец такой мужчина! Ему, должно быть, очень неприятно, что вы оба пухлые и неказистые, как, впрочем, и ваша матушка. Толстяки невозмутимо выглядывали из-за своих приторных утесов. — Я как-то об этом не думал, — признался жующий Роджер. — Быть пухлым удобно и уютно, — заявила Джулия. — А вот фарфоровым куклам вроде тебя наверняка живется несладко. Голубые глаза Гвендолен сверкнули. Она тихонько щелкнула пальцами под столом. В ту же секунду кусок хлеба с толстым слоем джема выскользнул из рук Джулии и с размаху шлепнул ее по щеке. Джулия изумленно охнула: джем залепил ей пол-лица. — Не смей меня оскорблять! — крикнула Гвендолен. Джулия неторопливо сняла с лица хлеб и достала носовой платок. Мур подумал, что она хочет вытереться, но не тут-то было: Джулия и не подумала приводить себя в порядок, и джем стал вязко стекать по ее пухлым щекам. Зато она завязала на платке узелок и стала медленно его затягивать, выразительно глядя на Гвендолен. Узел затянулся, и тогда наполовину полный и все еще дымящийся кувшин какао взмыл в воздух. Поколебавшись в нерешительности, он направился в сторону Гвендолен и завис прямо над ее головой. Затем он начал толчками наклоняться. — Прекрати сейчас же! — задохнулась от возмущения Гвендолен. Она подняла руку, пытаясь оттолкнуть кувшин. Тот ловко увернулся и продолжил наклоняться. Гвендолен снова щелкнула пальцами и пробормотала странные слова, однако кувшин ее не слушался. Какао подступило к самому его носику; казалось, еще секунда, и оно польется на Гвендолен. Та отклонилась в сторону, но кувшин в мгновение ока снова навис над ее головой. — Может, позволить ему пролиться? — невозмутимо спросила Джулия. Под слоем джема на ее физиономии играла едва заметная улыбка. — Только попробуй! — завопила Гвендолен. — Я все расскажу Крестоманси! Я… Она выпрямилась, однако кувшин тоже не дремал. Гвендолен попыталась его схватить, но он опять проворно отскочил. — Осторожно, какао может выплеснуться. Неужели тебе не жаль своего чудесного платьица? — не скрывая ликования, проговорил Роджер. — А ты вообще заткнись! — крикнула Гвендолен и на сей раз отклонилась так, что оказалась почти на коленях у брата. Мур с опаской смотрел на угрожающе нависший над ними кувшин, из которого, казалось, вот-вот польется горячее какао. Но тут открылась дверь, и вошел Крестоманси, облаченный в цветастый шелковый шлафрок — пурпурно-красный, с золотой отделкой по вороту и манжетам. В этом одеянии волшебник выглядел удивительно высоким, изумительно стройным и невероятно величественным. Он мог бы быть императором или исключительно суровым епископом. Крестоманси вошел, приветливо улыбаясь, однако улыбка исчезла с его лица, когда он увидел кувшин. Кувшин тоже попытался исчезнуть. Он скользнул обратно на стол, да так поспешно, что какао расплескалось и забрызгало платье Гвендолен (трудно было сказать, случайность это или нет). Вначале и Джулия, и Роджер не смели пошевелиться, а потом Джулия принялась развязывать узел на носовом платке, причем с таким рвением, как если бы от этого зависела ее жизнь. — Итак, я собирался пожелать вам доброго утра, — медленно произнес Крестоманси. — Но теперь я вижу, что оно вовсе не доброе. — Он перевел взгляд с кувшина на блестящие от джема щеки Джулии. — Если вы оба еще когда-нибудь захотите джема, — отчеканил он, — то лучше не попадайтесь мне на глаза. Кстати, требование вести себя прилично относится ко всем четверым. — Я ничего дурного не сделала, — заявила Гвендолен с видом оскорбленной невинности. — Нет, сделала! — возразил Роджер. Крестоманси подошел к столу и остановился, глядя на детей сверху и держа руки в карманах своего благородного одеяния. Волшебник казался таким высоким, что у Мура в голове не укладывалось, как это он не задевает головой потолок. — В замке есть одно нерушимое правило, — сказал Крестоманси, — которое необходимо запомнить всем. Любые магические действия должны совершаться детьми только под руководством Майкла Сондерса. Гвендолен, ты меня поняла? — Да, — ответила она. Вне себя от ярости, она сжала губы и скрестила руки на груди. — Я отказываюсь подчиняться этому дурацкому правилу! Крестоманси то ли не расслышал ее слов, то ли не заметил, как она разгневана. Он обратился к Муру: — А ты, Эрик, понял? |