Онлайн книга «Травля»
|
Несколько дней я прихожу в себя. Хожу по квартире, рассматриваю разные побрякушки. Спустя неделю решаюсь потребовать девочку. Во-первых, я действительно скучаю, во-вторых, думаю, что если дочь будет жить со мной, Карина не оставит нас без денег. Я, конечно, в полном отчаянье. В редакции все прекрасно понимают, что меня уволила жена. Этот слух разлетелся по всему Петербургу. Всякий раз, когда я набираю домашний номер, мне перезванивает ее отец и обещает сломать нос. Говорит довольно убедительно, более того, находит меня в Купчине и присылает к дому двух пацанов. Через них я узнаю, что Карина подала на развод, а тесть требует вернуть деньги… Вот тебе и конец первого акта. Так я становлюсь еще и должником. Моя жизнь – минорная мелодия, которую я пытался переложить в мажоре… Короче. Я сижу на лавочке перед подъездом, смотрю на новые, втиснувшиеся в наш двор многоэтажки. Я понимаю, что должен действовать, только сил и идей у меня нет. Мне хочется только плакать и лежать. В бесконечных окнах горит свет. Я чувствую, что больше не имею ничего общего с этими людьми. Я не имею права здесь оставаться, но не знаю, как встать. Я знаю, что лучше их, я заслуживаю большего. Теперь я знаю, что можно жить иначе. Я подобен усыновленному сироте, которого приемные родители возвращают в детдом. Я видел, как живут в настоящих и правильных семьях, и я собираюсь что-нибудь предпринять». пауза – Антон, где ты был? – Выходил на лестничную площадку. – Зачем? – Закрывал окно. – Зачем ты закрывал окно на лестничной площадке? – Всякий раз, когда я прохожу мимо – мне страшно. Будто какая-то невидимая сила тянет меня туда. Чтобы успокоиться, мне всегда нужно подойти к самому краю и посмотреть вниз, и только когда я увижу землю, мне становится легче и я могу идти дальше. – Господи, я вышла замуж за сумасшедшего. – С этим не поспоришь – это да. Как она? Спит? – Спит, да. пауза – Заканчивается одна сигарета, случается следующая. Мнутся пустые пачки, гаснут огоньки. Весна упадничества, первые подснежники меланхолии. Карина не отвечает, Алиса тоже. Я никому не нужен. Мне хочется поговорить с отцом, но и его нет. Наша квартира раздражает меня. Я вообще не понимаю, как ты в ней живешь. Повсюду ноты, никаких игрушек. Я по-прежнему сижу на лавочке перед подъездом и слушаю, как ты разрешаешь цепочки трезвучий. Вот бы и жизнь была так проста. Субдоминанта, доминанта, тоника. Ты, похоже, справляешься, а я – я совершенно точно нет. Из какого-то окна, заглушая тебя, доносится Lorde. Что-что, а переводить я пока не разучился. Я никогда не видела бриллиантов вживую, Я узнала об обручальных кольцах из кино И не горжусь тем, что я из полуразрушенного города С незавидным индексом… Разглядывая облупившиеся дома, я вспоминаю пустыри, которые были здесь в день моего отъезда. Я думаю, что если сесть в самолет, то уже через четыре часа можно оказаться в последнем городе Набокова. Я вспоминаю площади, набережные и узкие улицы, кажущиеся теперь несуществующими. Я ненавижу себя. Скромность – навык, которым я никогда не обладал. Я всегда мечтал о большем. Воистину, человек есть страсть быть кем-то больше себя. И мы никогда не будем королями, Этого нет в нашей крови, Такая роскошь не для нас, нам нужна иная шумиха… К счастью, во всяком случае тогда мне кажется, что к счастью, в один из вечеров возле подъезда останавливается джип. Тонированный, дорогой, новый. Из машины выходит Кало. – Ни хрена себе! – потрясенный увиденным, кричу я. – Лева, дорогой, привет! – Ты фуру наркоты продал? – Да нет! Ты же знаешь – это не про меня. – Украл, что ли? – Да она моя… – Охренеть – твоя! – Серьезно говорю! – Вот дела! – А ты-то что здесь делаешь? – Да долго рассказывать, брат, а ты? – Приезжал к следователю – вызывали меня. – Зачем? – Хотели сообщить, что потеряли все документы по делу. Предупредили, что теперь, судя по всему, гораздо сложнее будет найти убийц… – Вот суки… – Да, такие дела… Ну а ты? Ты-то чего здесь, спрашиваю?! – Говорю же – нечего мне тебе рассказывать… – А ну-ка пошли ко мне! И мы заходим к Кало. Садимся в гостиной. Включаем покрытую пылью приставку, берем в руки джойстики. – Готовь очко! Здесь все, как и много лет назад. Только зеркальца на окне больше нет. – Почему бы тебе не продать эту квартиру? – Не знаю… Дом все-таки… – Странно слышать это от цыганья… Как Москва? – Москва ничего. Стоит. – Ты надолго сюда? – Нет, всего на два дня приезжал. Утром обратно. Ты-то расскажешь наконец, что у тебя? Я в прошлый приезд встретил твою маму, она говорила, что у тебя семья. – Была. – Что случилось? – Так, не важно. Разошлись. С другой зажопила меня… – Вот кобель! Молодец! – И не говори… – Ну а с работой что? – Нет у меня никакой работы, Кало… Кало жмет на паузу. Останавливает игру. Смотрит на меня. – Мама твоя говорила, что ты в газете спортивной работал, это правда? – Да. – А чего не звонил мне никогда? – А ты чего, звонил? – Есть у меня работа для тебя, если хочешь. Поедешь со мной в Москву? – А что за работа? – Нормальная работа, интересная. – Да у меня даже паспорта нет! – Паспорт сделаем, паспорт ерунда! – говорит Кало и включает погромче музыку: В девяносто первом, когда Союз растаял, Взрослые дяди делили страну, часто стреляя, А нам досталась свобода, паленая водка, Джинсы-варенки и музыка в китайских колонках. пауза Дождь не выдыхается. Словно профессиональный марафонец, он идет в одном темпе. На улице больше нет даже фотографирующихся японцев. Время от времени с включенными проблесковыми маячками пролетают способные заворожить любого ребенка машины скорой помощи. Машины яркие, новых, неестественных цветов. Лугано готовится к затоплению. Через большое (во всю стену) панорамное окно я вижу первые красные шланги насосов, которые откачивают воду. Люди в салатовых костюмах сооружают укрепления. Я понимаю, что сегодня будет великий концерт! |