Онлайн книга «Над пропастью жизнь ярче»
|
– Кошмар. – Тогда раздевайся. Выберем что-нибудь поспокойнее. – Подоспел Зиновий. Но Саша вспомнила себя недавнюю – в кабинете врача, в злобе, в слезах. Что за контраст с той эффектной, независимой дамой, что сейчас смотрела на нее из огромного магазинного зеркала! Хорошо, что благодаря Мишке она больше не сутулится. И девушка произнесла бесшабашно: – Нет. Давай купим это. Если, конечно, у тебя хватит денег на череп. – Не бойтесь, это не золото. Эксклюзивная бижутерия, – заволновались продавщицы. – Берем все, – улыбнулся Зиновий. – И срежьте, пожалуйста, ценники. Александра с удовольствием позволила запихать свои старые одежки в фирменный пакет. И теперь гордо вышагивала под руку с Зиновием на первых в своей жизни высоких каблуках. Он глядел с любовью, да и другие мужики посматривали с интересом. А Саша думала: «Из-за чего, правда, я рыдала? Ну, не заболел Мишка – и хорошо. Главное-то не он, а моя жизнь. И мои анализы». С ними, сказала сегодня врач, все хорошо. Вирусная нагрузка практически нулевая, иммунный статус высокий. СПИД пока себя никак не проявляет, антиретровирусная терапия не нужна. Можно расслабиться и получать удовольствие. * * * Квартира у Зиновия оказалась в старом доме, лифт сломан, мусорные баки на улице. Зато неподалеку шумел престижный Ленинский, в ободранном подъезде стояли цветы, и рукописное объявление с изящными виньетками просило не сорить. – Тут преподам из МГУ раньше квартиры давали. Тем, кто не от мира сего. – А нормальных куда девали? – хихикнула Саша. – Как куда? В дома поприличнее! Разве поедет кто в здравом уме в квартиру с газовой колонкой? Но я все равно ее куплю – когда разбогатею. Саше казалось: авантюрист и наверняка ловелас, Зиновий живет в модной студии, с вызывающе огромной кроватью по центру и кухней-выгородкой. Однако жилье оказалось патриархальным: стенка, горка, ковры. Множество книг. Зиновий, впрочем, от них открестился: – Это хозяйские. Саша прошлась по комнате. В посудном шкафу, за старомодной супницей, тактично прятались несколько кубков. Рядом лежала стопка грамот. – Тоже хозяйские? – показала на них девушка. – Да нет, мои. Я когда-то был, – Зиновий расправил плечи, – подающий большие надежды спортсмен. Угадаешь, чем занимался? – Э… борьбой. – Холодно. – Плаванием? – Тоже мимо. – Стрельба? – Вообще полный айсберг. Но мне приятно, что ты не догадалась. Я – мастер спорта по шахматам. – Ой! – расхохоталась Саша. – А почему ты тогда не сутулый? И не очкарик?! – Потому что отец заставлял после каждой шахматной партии отжиматься. И пресс качать. А очки были. Но я лазерную сделал коррекцию. – Слушай, я совсем не разбираюсь в людях! – Она плюхнулась на диван. В изумлении увидела: в ногах аккуратно сложен клетчатый, стариковский плед. Саша с удовольствием им укрылась. – Вон еще подушка под спину, – подсказал Зиновий. Но она уже разглядывала книги – те, что рядом с диваном, на низком столике. – Высшая математика? Ты что, еще и студент?! – Вечный. Я в академке. – Нет, Зиновий, – покачала она головой. – Ты не просто совратитель безмозглых девчонок. Ты гораздо опаснее. – Брось. Я заурядный неудачник, – усмехнулся он. – Но у тебя профессия есть? Кроме штурмана? И игрока в покер? – Курсы бухгалтеров. – Ну, вообще! – Саша и правда развеселилась. – Я-то гипотезы строю: киллер. Или мошенник мирового масштаба. А он, оказывается, бухгалтер. И шахматист. Раз так, тебе просто необходимы нарукавнички. Знаешь, такие, до локтя, на резинке. Чтоб у костюма рукава не портились. – У меня есть. Тут ее просто перекосило от хохота: – И ты в них ходишь? На работу?! – Нет, Сашка, – он сел рядом. Обнял. – Они от деда остались, на память. А на работу я вообще не хожу. Отчетность дома делаю. Наклонился поцеловать, но она выскользнула из его рук. В магазине, когда он платил, а она благодарно улыбалась, ей казалось, все будет просто. Ну, поехали к нему, переспали, подумаешь. Однако переступить черту оказалось не так и легко. С Мишкой она когда-то просто решила: пришло время, надо избавляться от девственности. Неприятная, но необходимая процедура. А сейчас ей – то жарко, то холодно. Дикое желание, чтобы Зиновий обнял ее, навалился, вцепился. И одновременно хочется убежать и не видеть его никогда. Потому что даже сейчас, пока знакомство совсем мимолетное, она чувствует, как этот человек пускает корни, прорастает прямо в нее. Что будет, когда они переспят? Она станет его тенью, клоном? Послушной исполнительницей любой его прихоти? – Слушай, у меня голова кругом. Давай еще поговорим, – попросила Саша. – Давай, – не стал возражать Зиновий. – Только клубнику принесу. А то товар ненадежный. Обидно будет, если испортится. Притащил с кухни целый поднос. Поставил рядом с «Высшей математикой». Хлопнуло шампанское. Звякнули бокалы. – Расскажи что-нибудь, – попросила она. – Веселое или грустное? – Жизненное. – В Питере есть отель. В самом центре, рядом с Дворцовой. У них на верхней террасе пьют кофе. Виды – во все стороны. На Зимний, на Исакий, на крыши – они тоже потрясающие. И придумали в гостинице сервис: можно написать, прямо за столиком, открытку. Отдать официантам. А они отправят. Я написал, конечно. Самому себе. Полгода назад. Да и забыл про нее. А сегодня вдруг приходит. Спасибо нашей медленной, но такой надежной почте. Он протянул измятую, с красивой маркой почтовую карточку. Саша рассмотрела вид. Ночной Питер сиял огнями и царственной, хоть и потрепанной, надменностью. Текст девушка читать не стала, но успела увидеть «… и нам хорошо». С кем это ему хорошо? Спрашивать не решилась. Разом погрустневший Зиновий объяснил сам: – Это мы с папой были. Его последняя поездка. Он очень Питер любил. Захотел попрощаться. Саша вздохнула. Полагается сочувственно вздыхать, когда кто-то говорит о смерти. Но чувствовала не жалость – зависть. Да, человек умер, зато с каким теплом о нем говорит сын. А они со своим отцом – живым и здоровым! – совсем чужие. Какие там поездки в Антарктиду, в Питер. Ни разу в жизни даже не поговорили ни о чем, кроме ужина или ее оценок. |