Онлайн книга «Королевские камни»
|
Остановившись у кресла, он присел. — Видишь? — Гарм приподнял ногу Ната и закрепил железный браслет. — Очень удобно… — Кому? — Палачу, естественно. Можно жаровню под ступни сунуть… или еще что-нибудь… примеришь? — Гарм отошел и вернулся с железным башмаком. — Примеришь… и расскажешь нам все… — Прекрати! — Нат попытался отбрыкнуться. — И щипчики есть… просто-таки чудесные щипчики… вот эти, смотри, для ногтей… Райдо обернулся. Ийлэ стояла в дверях, вцепившись в косяк, глядя на Гарма, и лицо ее было белым. Проклятье! Идиот блаженный! Надо было сразу ее уводить, когда стало понятно, что это за комната, а он… бестолочь… — Идем. — Райдо подхватил ее на руки. — Пусть развлекаются… — Н-нат… — Ничего ему не сделают. И тебе ничего не сделают. Это старая комната. Древняя даже… видишь, ее спрятали, чтобы никто не нашел… давно уже спрятали, а мы почистим. Вынесем весь этот хлам и сожжем. — Железо не горит. — Тогда на кузницу отправим. Он нес альву, удивляясь тому, до чего она легкая, невесомая почти. И сидит тихо. — Пусть перекуют… скажем, в подсвечники. — Кому сейчас нужны подсвечники? — Никому, твоя правда… тогда на ложки? Ложки всем нужны, а в комнате погреб устроим. Будем сыры хранить… — Почему сыры? — Ну… винный у нас уже есть, а для сыров погреба нет. Я же сыр люблю… а ты? — Не помню. — Врешь. — Райдо остановился перед лестницей. — Ты знаешь, что ты очень легкая? И вроде есть стала нормально, а все равно… женщина должна быть увесистой… — Отпусти. — Нет. — Тебе нельзя… — Можно. — Ступени были высокими, крутыми, и Райдо шел осторожно, боясь и упасть, и не удержать, и показать, что он все-таки слаб. И лишь выбравшись из подвала, он отпустил свою ношу. — Спасибо. — Ийлэ отвела взгляд. — Он начал рассказывать, и… и я представила… стула не было… к креслу привязывали… просто привязывали… угли в камине… и я не хочу вспоминать. — Не надо. Он только и может, что обнять ее. Слабое утешение, но уж какое есть, Ийлэ не протестует, она затихает и дышит мелко, часто. Ее дыхание Райдо ощущает сквозь плотную вязь свитера и сквозь рубашку тоже. Свитер и рубашка — слабая защита, хотя от альвы он вовсе не собирается защищаться. — А у тебя волос седой… — Он говорит, потому что надо что-то сказать. — Да? — Ийлэ не верит, по этому простому вопросу очевидно, что не верит. — А… а ты вообще лысый… — Это плохо? Отрастут. Уже отрастают, но не на шрамах, и Райдо, глядя на свое отражение в зеркале, удивляется тому, до чего он стал уродлив. И голову бреет, потому как длинные волосы не спасут ситуацию. — Нет, я… привыкла… я к тебе совсем привыкла… и когда ты здесь, мне спокойно. Это признание многого стоит. И Райдо рассмеялся бы, просто так, от счастья, которого вдруг стало много, так много, что в себе не удержать, но испугался, что она не поймет. Решит, будто бы он над нею смеется. — Спасибо… — Скоро уже весна. — Ийлэ запрокидывает голову, смотрит снизу вверх, и темные глаза ее поблескивают. Изумруды? Райдо нашел свои… Сокровище. И дураки те, кто желает иного… на его счастье, дураки, иначе разве она бы выбрала… нет, она еще не выбрала, но есть ведь шанс. Главное, осторожно. — Ты этого боишься? — Он чувствует за нею не страх, неуверенность. — Немного. — Чего? — Вдруг я… я пообещала, что вылечу тебя, но вдруг не смогу? Я ведь никогда… мама учила кое-чему… и отец тоже… землю слушать… родники открывать. Или, напротив, запирать, чтобы ушли. Иногда они под домом открывались, а он не любит, когда слишком мокро… еще розы… мама делилась силой с ними… или молнии ловить… молнии на самом деле очень доверчивые. — Зачем ловить молнии? Она улыбается снисходительно и немного насмешливо, и этой улыбкой можно любоваться, наверное, вечность. Во всяком случае, Райдо готов. Вот только вечности у него в запасе нет. — Молния — это сила. Очень много силы… так много, что я в первый раз не сумела удержать… земле отдала, и потом за два дня все расцвело… первый месяц весны, а у нас яблони в цвету… померзли, конечно… но все равно… я никогда не лечила. — У тебя получится. — А если нет? — Получится. Райдо зажал темную прядь ее волос, от которых пахло уже не лесом, а той самой близкой весной. — Я никогда не лечила… и это не лечение, это… — Ты его уже вытащила. — Надо все, до последнего осколка… не осколка… побеги и семена… если хоть одно, то все сначала, и… и я боюсь. — Я тоже. — Ты? — Ее удивление искреннее и яркое. — Я. — Ты не можешь бояться. — Почему? — Райдо вновь смешно, правда, нынешний смех с привкусом горечи. — Потому что… Хороший ответ и причина веская. — На самом деле я много чего боюсь, — признался Райдо, отпуская прядь, на которой осталось немного его собственного запаха, не метка, но почти. — Боюсь умереть. Мне нравится жизнь, и я предпочел бы пожить подольше… лет этак пятьдесят еще… или шестьдесят… — Сто? — Если жила будет милосердна… почему-то мне кажется, что и через сто лет мне будет мало жизни. — Смерти и я боюсь. — Ийлэ отвела взгляд и вновь себя обняла. — Раньше… не давно, а… я думала, что смерть — это избавление. Счастье почти… но жила. И когда сбежала, тоже жила… и потом… не понимала, для чего и зачем… и вообще просто цеплялась… а теперь вот… я знаю, что хочу жить. И наверное, из-за этого и смерти боюсь. Это ведь нормально, да? — Да. Райдо прикрыл дверь, ведущую в подвал. — Еще я боюсь ошибиться. Подвести вас. Тебя. Малышку… Ната тоже. Он в меня верит. Даже не так, для него я почти божество, а это — страшно. Богам не прощают ошибок… вдруг я сделаю что-то, что заставит его во мне разочароваться. У него нет ни стаи, ни даже семьи другой, и наделает ведь глупостей. От разочарования всегда глупости творят… боюсь не уберечь тебя или этот дом… боюсь… да много чего боюсь. Вот такой я трусливый… а ты говоришь, весна… Не говорит. Молчит. Смотрит в глаза, и невозможно отвести взгляд. И, кажется, еще немного, и случится что-то, что опять перевернет его, Райдо, жизнь, которую уже переворачивали не раз и не два. Она, эта жизнь, выдержит. |