Книга По ту сторону пруда. Книга 1. Туман Лондонистана, страница 42 – Сергей Костин

Мохов заметил меня и вылез из машины. Увидев мое мексиканское обличье, он даже рот открыл картинно. Я улыбнулся — терпеть не могу сухарей. Мы обогнули решетку из редких коротких прутиков и вошли в пустынный сквер.

— Это твоя принцесса там сидит? — спросил я.

— Она. — Короткое слово, а произнесено с такими обертонами, что ясно, кто для него цель всякого бытия. — Извини, мне с занятий надо было ее забрать.

— Что за жизнь! Были бы мы нормальными людьми, познакомились бы семьями. Ходили бы вместе есть мороженое.

Мохов удивленно посмотрел на меня:

— А мы как раз туда собирались. У нас традиция. Правда, сегодня не успели.

— Ну, извини. Вот, держи.

Я протянул ему рюкзак. Подтверждая все мои наблюдения и соображения по его поводу, Мохов тут же, на ходу, расстегнул молнию и сунул в него нос.

— И что я с этими кассетами должен сделать? — спросил он. — Ты что-то туманное сказал мне тогда в машине после «Херродса». Хотелось бы поподробнее.

— Пожелания такие. Отсмотрите их с вашими ребятами, которые занимаются МИ-5. Найдите на них всех, кого вы знаете. Туда должна была прийти большая шишка и еще кто-то из сотрудников рангом пониже. Этого знаешь?

Мы подошли к свободной скамейке и сели. Я протянул Мохову фотографию Фини с Ашрафом.

— Наш египтянин. И англичанина в очках знаю, конечно. Джон Фини. Это он должен быть на кассете?

Мохов был заметно доволен собственной эрудицией, и я счел нужным его похвалить:

— Не зря здесь рыбу с чипсами переводишь. Да, возможно, там будет Фини. Он или не он, ему нужно было встретить имама из мечети Финсбери-парка. Абу Саид, с железным крюком вместо одной руки, знаешь? — Мохов кивнул. Я отдал и одну из фотографий Халеда. Это, напоминаю, ливанский тройной агент, до которого я пока не добрался. — И вот на этого фрукта попробуйте что-нибудь отыскать.

— Обширная программа.

— Это не все. Нужные куски с этими персонажами нужно скопировать и отправить в Москву. А мне просто распечатайте скрин-шоты.

— Инструктаж закончен? — насмешливо уточнил Мохов.

— Извини.

Я объяснил, что за встреча была в «Марриотте» и почему это так важно.

— Ну, вот это уже вещественное, — довольно проурчал Мохов. Видимо, ему приходится крутиться в резидентуре, чтобы и себя показать, и нас с Лешкой не подвести.

— Это только начало, — пообещал я и уточнил: — Только рюкзак с кассетами должен вернуться ко мне не позднее половины седьмого утра завтрашнего дня. А там восемнадцать часов видео.

— Сообразим, не пальцем сделанные. — Модное словечко или сам придумал? — Я из дома еще свой видак принесу — и на промоточке, на промоточке…

— «На промоточке», — передразнил я. — Смотрите, второго шанса не будет.

— Еще как будет! Мы же их сначала скопируем. Даже раньше можем тебе вернуть оригиналы.

— Не стоит. У меня время до утра.

Мы поднялись и пошли обратно к машине. Мохов не забросил рюкзак на спину и не нес за ручку, а крепко прижал к груди. Страхуется. Как бы лихой проезжий мотоциклист не выхватил бесценный груз.

— Слушай, — озабоченным тоном спросил он, — ты, случайно, не знаешь, где Заур? Ты последний виделся с ним.

— Случайно знаю. — Я посмотрел на часы. — Он сейчас, скорее всего, летит над Менгрелией. Или уже над Имеретией.

Мохов изумленно уставился на меня:

— Он улетел? А кто купил ему билет?

— Я. Чего мучить парня?

Взгляд недоверчивый, запыхтел. Что там интуиция ему подскажет?

— Я так и знал, что вы его перевербуете, — сказал он.

Я расхохотался:

— Володя, ты можешь мне не верить, но я просто отправил Заура домой.

Мохов по-прежнему с подозрением смотрел на меня.

— Клянусь. На свои деньги. Парень же места себе не находил от беспокойства.

Взгляд Мохова помягчел.

— А как же? — Он покачал головой. Конечно, как же Центр, ФСБ, все эти серьезные организации? — Ну ты даешь. И что мне теперь сказать шефу?

— Тот же вопрос — тот же ответ. Если тебе так проще, скажи правду. Мне все равно.

— Хм… Ладно, скажу, что Заур куда-то пропал. — Мохов повеселел. — Главное, что об этом можно больше не думать. Нет человека — нет проблемы.

Сталин это сказал, Иосиф Виссарионович. И «Доверяй, но проверяй» — это тоже он. Внес свой вклад в русский язык несостоявшийся грузинский поэт.

— Я рад, что ты все правильно воспринимаешь. — Мы подошли к выходу из сквера. — Подумайте сами, как лучше вернуть мне кассеты. Может, через Станислава, чтобы тебе лишний раз не светиться.

Станислав, напоминаю, это Лешка Кудинов — мы перед своими тоже шифруемся. На самом деле наши контакты с Моховым были одним из самых больших рисков во всей операции. Он же сотрудник росзагранучреждения, как они это называют. Выявили его англичане в качестве разведчика или нет, время от времени за ним все равно должны пускать хвост. Лешке тоже, разумеется, должен будет передать кассеты кто-то из резидентуры, но все же не тот же самый человек. Наверняка у них продуманы свои процедуры, через те же явочные квартиры.

Мы пожали друг другу руку, и Мохов вернулся в машину. Девочка, по-прежнему качающая головой в такт музыке, вынула из уха один наушник и вставила его отцу. Тот застыл с блаженной улыбкой — не от музыки, оттого, что он сейчас со своей принцессой связан еще и этим проводом. А девочка потянулась к нему и поцеловала в щеку. Наверное, он только что ей этот новый диск купил.

Я подождал, пока моховская «мазда» не выехала с площади. Никто за ним не поспешил вслед. Однако в наши дни это уже ни о чем не говорит. Теперь ведь все города утыканы видеокамерами, даже если машина регулярно проверяется технарями на наличие маячков. Мне бы самому не подхватить от него вирус.

Я вышел на одну из главных торговых улиц мира, Оксфорд-стрит. И здесь в одном из очень фешенебельных и очень дорогих магазинов мужской одежды купил себе шляпу. Так что следующий перекресток я пересек хотя по-прежнему мексиканцем, но все же уже другим человеком.

3

Меня трудно удивить. «Nil admirari» с молодости было одним из моих самых любимых изречений. Хотя, честно сказать, мало ли у меня было выписанных цитат из умных книг? Постепенно многие из них теряли новизну и безусловность, не оправдывались опытом, оказывались лишь игрой ума, красным словцом или, наоборот, банальностью. Другие же, наоборот, становились неразрывной частью меня самого. Так произошло и с этой мудростью — ничему не удивляться. И лишь изредка жизнь преподносит мне сюрпризы, заставляющие забыть об усвоенной невозмутимости.

Это я по поводу одной из фотографий, которые передал мне Радж. Чтобы не мелькать слишком часто в его магазине, я попросил послать их мне с одним из племянников в паб «Собака и утка», в котором я приземлился. Мне был вручен стандартный кодаковский конверт с несколькими десятками отпечатков, на которых был запечатлен Рашид Халед, ливанский толстячок, работающий на всех, кто заплатит. А также люди, с которыми он встречался за вчерашний день. Так вот, одним из них был Рамдан, тот самый бесстрашный алжирский боевик, столь опасающийся контактов с темными личностями вроде меня.