Онлайн книга «Ая эН. Елка, которая пароход»
|
Петя опять кивнул. Он хотел еще спросить, но блин жевался медленно, а с набитым ртом говорить было несподручно. – И твой дед Петр мог стать известным, да вот не судьба, видно. Он был очень умным. Петя в третий раз кивнул и, несмотря на все еще набитый рот, сказал: – Я помню. Он очень умный был. – Да? А что ты, например, помнишь? – заинтересовался папа. Петя проглотил и посмотрел на портрет: – Ну, например, я помню, как мы сидим на кухне, и мама готовит блины. Не такие, как этот, а нормальные. А мне что-то их совсем не хочется. Тогда дед берет один блин и говорит вместо него: «Ты знаешь, Петя, для чего котенок – котенок?» Я догадался, говорю: «Для того, чтобы с ним играть!» Дед: «А для чего стул?» – «Чтоб сидеть!» – «А для чего блин?» – «Чтобы съесть!» Ну, я и съел. Петя замолчал. Папа недоуменно поднял брови, хотел сказать, что этот пример вовсе не может быть иллюстрацией дедушкиного светлого ума, но не сказал, брови вернул на место и промолчал. А Петя добавил: – А я потом весь день ходил и думал: а для чего я, Петя? – Вот как? – опять заинтересовался папа. – Серьезный вопрос для трехлетки. – Мне тогда почти четыре было, три года и десять месяцев. – Откуда такая точность? – С открытки. – Петя кивнул на «елку-пароход». – Это все в один и тот же день было. Тогда еще вы меня с нашей соседкой Викой одних оставили. Вынужденно. А мы с ней стали елку наряжать. И я нашел спрятанный подарок от Деда Мороза. Сергей встал, взял в руки открытку, перевернул, прочел подпись деда. – Ну у тебя и память. Дата стоит, да. Но все равно, запомнить такие подробности, и про елку, и про подарок… – А это я сейчас лежал в ванне и вспоминал, – объяснил Петя. Отец положил открытку обратно. Равнодушно положил, как и Вика несколько часов назад. Петя понял, что о гении интерпретации с ним можно разговора не начинать. И все-таки как узнать доподлинно, родной он или нет? Даже если гениальность не передается по наследству, все равно это важно. Обманывали его все эти годы или нет? А может, сейчас признаются? Может, окольными путями попробовать? – Па! – А? – А тебя в детстве наказывали? Отец, оторванный открыткой от созерцания портрета, теперь вяло перебирал книги. Петя, пока отбирал свои стопки, раскурочил два шкафа, и теперь свалка на полу была конкретная. – Да, конечно, наказывали. – Например… – Например, меня после пятого класса в «Орленок» не пустили. Был такой лагерь. Бабушка – не твоя бабушка, а моя бабушка, твоя прабабушка, – принесла путевку. И у Кольки, моего друга, была путевка. Мы с ним планы строили грандиозные! И тут выяснилось, что у нас с ним четверки по русскому натянуты, чтобы картину успеваемости не портить, школа там в каком-то конкурсе участвовала. А на самом деле трояки у нас. Ну, и Кольку все равно пустили, а меня наказали. Долго я потом родителям этого простить не мог! – А вот… – начал Петя, но перебить папу не получилось. – И, главное, когда я уже вырос, как-то раз вернулись мы к этой теме, и тут выяснились интересные подробности. Оказалось, что и четверка у меня была настоящая, а не натянутая, а припугнули, чтобы я усерднее занимался. И еще оказалось, что тройка была только поводом; что меня, домашнего мальчика, просто боялись отпускать одного. И про Кольку я много чего интересного узнал… Отец замолчал. Петя полагал, что его сейчас понесет вспоминать про Кольку, но отца не понесло, он вдруг уткнулся в какую-то книгу. – А в угол тебя ставили? – А? В угол? Да, бывало пару раз. – Пару раз? – Ну, может, больше. Не помню. – Па, а дед тебя бил когда-нить? – А? Что? А, да, кстати, бил однажды! – Отец закрыл книгу, отложил ее, встал с корточек. – Надо же, я и забыл! Он опять подошел к портрету, но взгляд его был теперь другим, нормальным, не отрешенным. – Но там такое дело было… И отца понесло. Из его зашкально-эмоционального спича Петя понял только то, что досталось отцу за дело, и дед был в совершенно стрессовом состоянии, и что не так уж и досталось, и что вообще, по большому счету, такое происшествие не в счет. Ну, не в счет наказания. Ну, в смысле не то, что, мол, вот взяли и выпороли. Петя зевнул. Отец заметил зевок и закруглился: – Ладно, давай считать вечер воспоминаний оконченным. Доедай блин и пошли спать. – Мы сегодня тут ночуем, не у теть Лены? – Да-да. Это мы из-за мамы тут не ночевали, она не хотела. Ну, пусть. Ты ж понимаешь, женщины – существа нежные и мнительные. Петя проглотил предпоследний кусочек блина и пошел помогать стелить постели. Пододеяльники решили не натягивать – на две ночи смысла нет. – Хотя мне, может, придется задержаться, – вдруг сказал папа. – Тогда я тебя на «Сапсан» посажу, а там мама встретит. – Сам доберусь, не маленький! А что у тебя за дела? Отец замялся, потом сказал: – Понимаешь, тут две небольшие проблемы. Одна с завещанием, оно неофициальное, совсем неофициальное, на словах. Но – последняя воля. Впрочем, там ничего серьезного, мелочь, просто надо решить, как быть. – А вторая? – Мы с мамой не смогли найти шкатулку с бабушкиными украшениями. – О-па! – Вот тебе и «о-па»! – Это та, которая в шкафу за старым чемоданом хранилась? Я еще играл с ней в детстве, да? Два отделения, одно было заперто. Отец кивал, кивал и кивал. – Вот она и исчезла. Причем странно исчезла, ведь в квартиру никто не заходил, папа упал на лестнице, выходя из подъезда. Первыми в квартиру после его смерти вошли мы с мамой. Дверь была не вскрыта. – А запасные ключи у кого-нибудь были? – Нет. Катя отрицает, у Лены точно не было. – А у соседей? – Из соседей к деду только Вика постоянно ходила играть на рояле, но у нее и у ее мамы точно не было ключей. – Ты уверен? – Стопроцентно. – Почему? – Я не хотел тебе говорить, но… Дело в том, что эта Вика, хотя и талантливая девочка, немного… нечиста на руку. Вот ты говоришь, что помнишь тот день, когда она осталась тут с тобой перед Новым годом. – Да, отлично помню, и что? – Так вот в тот день Вика украла несколько уникальных елочных игрушек – действительно уникальных. Еще стянула икру из холодильника – две банки. И еще кое-что… Твой дед никогда ей не доверял и не оставлял в квартире одну. |