Онлайн книга «Древняя религия»
|
Мысли Франка, как обычно, вернулись к суду. Не к аресту, не к беснующейся в тот день толпе на улице, не к заключению в тюрьму, а именно к суду. «Был ли я наивен, — думал он (а мысль эта не покидала какой-то участок его мозга почти весь день, каждый день), и еще он подумал: — Был ли кто-нибудь когда-нибудь настолько наивен?» — Его возмущало присутствие другого человека в камере, как будто тот мог видеть, что его мысли снова возвращаются к суду, а значит, стать свидетелем его унижения. Он посмотрел на тень на полу. Тень от решетки преломлялась на стыке стены с полом под углом в тридцать градусов. Два часа. Через полчаса раввин уйдет. Но как, ужаснулся Франк, как пережить эти полчаса? — Да?.. — сказал раввин. Теперь сигарета была горячей, она жгла пальцы, а дым жег легкие. Он взял банку из-под кофе с песком, затушил бычок и протянул банку раввину, но тот покачал головой, склонился над книгой и сказал: — Продолжим. К тому моменту Франка уже с головой захлестнула ненависть к раввину — оглушающая, слепая ненависть к нему и всему, что в нем воплощалось. «Нет, — подумал он. — Нет. Стоп. Нет. Стоп. И что я теперь сделаю? Убью его? Что? Убью? Ничтожный еврейчик. Этот кислый запах пота. Как же он потеет в этом дешевом костюме… Почему он не снимет пиджак?» Раввин продолжал что-то говорить. — Что? — переспросил Франк. — Что вы сказали?.. — Оледет, — сказал раввин. — Что?.. — Оледет. — Рождение. Рождение, — повторил Франк. — Рождение. Родство. ШАЛАТ Речи о помиловании не шло, как ему объяснили. Достаточно и того, что губернатор заменил смертный приговор пожизненным заключением. Теперь этот человек никогда не сможет избираться на публичные должности. Более того, этот человек теперь в опасности, объяснили ему. Получает анонимные угрозы. Он… Пока адвокат говорил, Франк задремал. Краем уха он продолжал слышать что-то про «последующие годы» и «возможно, когда-нибудь…», а потом он почти отключился, и в голове его эта мутная дрема каким-то образом смешалась со сном, который он видел у себя в камере, и в этом сне адвокат почему-то употребил латинский термин, и термин этот был словом «соль». «Соль? — недоумевал он. — Корень был знакомым, но он никак не мог понять, какое отношение это слово имеет к его заключению. — И зачем он вообще говорит на другом языке? С какой целью затемняет суть дела? А может, это была не латынь, а иврит? — продолжал он размышлять во сне. — Лашон а-кодеш. Святой язык. „Соль, salt“. — Он свел ее к буквам шин, ламед, тав. — Что бы мог значить этот корень?» Он спал и во сне зашел в каменное здание, которое находилось в каком-то восточном портовом городе. Облаченный в тогу, он держал под мышкой свиток папируса (или то, что представлял себе папирусом), и вот он зашел в здание, которое считал библиотекой. Но там были женщины, и это показалось ему странным: насколько он знал, женщинам в этом городе посещать библиотеки не разрешалось. «Не женщинам, — подумал он. — На женщин строгий запрет не распространялся. Это евреям запрещено сюда входить. Мне запрещено…» Он вспоминал этот сон весь день. Переходил от «что же я там искал?» к «какое-то слово», затем уточнил — это был юридический термин, «судебный иск». Далее в памяти всплывала его встреча с адвокатом накануне, а от нее, по кругу, он снова и снова возвращался к тому вечернему сну, и тогда неизбежно возникало это слово — «соль». Но был ли то иврит, подумал он. Закончив работу в медпункте, он вернулся в камеру, на молитву. А после молитвы взял словарь, блокнот и карандаш. «Шин, ламед, тав, — записал он. — Или шин, ламед, тет. Или самех, ламед, тет. Или самех, ламед, тав, — записал он. — Или…» — Тут он взглянул на получившийся список и понял, что для начала этого достаточно. Для первого варианта он не нашел ничего. Для второго нашел шалат — прошедшее время от лишлот, что значит «властвовать». От арамейского: «преодолеть, победить». Оно? Нет: мысль оформлялась и конкретизировалась, превращалась из неопределенного опыта в поворотный пункт, веху, а веха обретала единственное значение, и значение это никак не соотносилось с его сном. Он отбросил ее. В этом варианте не было тайны. Тайна заключалась в слове «соль», которое ему приснилось, которое возвращалось снова и снова, донимало его, теребило, напоминало. Но о чем? И вдруг он вернулся на свою кухню. В то самое субботнее утро. Он завтракал. Один. Час ранний. Рути ушла за покупками, как всегда по субботам, жена спала наверху, а он был на кухне и варил кашу. Читал газету. Протянул руку за солью, опрокинул баночку, пробка выпала, и соль рассыпалась по столешнице. «Вот, — подумал он. — Вот он, первый знак, первое предупреждение. Если оно вообще было. Сейчас я оглядываюсь и понимаю: вот он». — И вспомнил: «Нет волшебства в Иакове и нет ворожбы в Израиле» [7] , и еще: «Ворожеи не оставляй в живых» [8] … И еще — ни знамений, ни чудес. Но Тора, конечно, была противоречива в этом пункте (как почти в любом другом), так как давала взаимоисключающие советы и заповеди. Как, к примеру, быть с Модадом и Елдадом [9] , которым сам Моисей разрешил прорицать? И разве не… «Нет, — думал он. — Я не позволю себе поддаться этому старому как мир аргументу… („Надав и Авиуд“ [10] , — прозвучал тоненький голос). …и Валаам, — добавил он. — Его устами говорил сам Господь. И… и вообще все пророки. Иезекииль, сам Илия… Нужно будет спросить раввина, — подумал он, и сразу же промелькнуло: — Но он же ничего не знает. — Из этого короткого конфликта немедленно родилось: — Чего можно ожидать от столь несовершенной, столь дикой тюремной системы и от человека, который сам… — Потом конфликт пошел на новый виток: — Нет, я не буду думать о раввине плохо, ведь при всей своей невежественности он старался мне помочь. Соль была духом, — подумал он. Ощущение, испытанное тем утром, возвращалось к нему, по мере того, как он вспоминал. — …И я подумал тогда: „Собери соль и брось через плечо“. А потом подумал: „Это суеверие, суеверие, неподобающее человеку, который понимает причинно-следственные связи“. А потом я подумал… — Он вспомнил, как поздравлял себя с безупречной логикой: — Я осторожный человек, так следует ли с порога отбрасывать древний обычай (который не возник бы без причины), даже не изучив его хорошенько? Мне ведь так хочется проделать это магическое действие с солью». Он вспомнил, что услышал, как наверху проснулась жена, проснулась рано, в необычное для нее время, и понадеялся, что она не спустится и не нарушит столь ценимого им субботнего уединения. |