
Онлайн книга «Шесть камешков на счастье»
Нэйтан Стин. Прекрасный муж и любящий отец. Всеобщий друг. Человек принципа. У меня в руке букет из розовых и красных гвоздик. На улице непривычно холодно, и когда я начинаю плакать, слезы обжигают мое замерзшее лицо. – Одна пожилая женщина сказала мне, что тебе, возможно, это понравится. Смотрю я на могилу, но обращаюсь куда-то во Вселенную, надеясь, что Нэйтан меня слышит. Выжидаю мгновение – может быть, нужно дать моим словам время просочиться сквозь землю. – Для нее эти гвоздики значили «Я тебя прощаю». Для меня… Думаю, они значат «Прости меня». Я пытаюсь улыбнуться – знаю, что Нэйтану бы это понравилось. А потом кладу цветы рядом с надгробием. – Я знаю, о чем ты думаешь. За что она извиняется? Ну, для начала за то, что злилась на тебя, когда ты погиб. Я обиделась, потому что подумала, что ты ставишь помощь другим выше собственной семьи. Это глупо, я знаю. И в глубине души уверена, все было совсем не так. Я знаю: если бы ты действительно видел угрозу, то придумал бы что-то другое. А как я могу винить тебя за то, что ты помогал людям? Иного я от тебя и не ожидала. И я делаю все возможное, чтобы поверить в то, что ты сказал мне в свой последний вечер. Если предначертано умереть молодым, никакой доктор тут не поможет. Должно быть, просто пришло твое время, – говорю я. Поднимается ветер, шелестят листья на деревьях вокруг. Мне кажется, это Нэйтан так мне отвечает: – И ты прости меня. Я тоже скучаю по тебе. Но если ветер стих, то рыдания душат меня с новой силой. Всхлипывая, я продолжаю: – А еще прости, что усомнилась в твоей преданности. Пока ты был жив, мне и в голову не приходило ничего подобного, но когда тебя не стало… Все, что я прочитала или услышала… просто не могло не заставить меня сомневаться. Но теперь все позади. В глубине души я твердо знаю, что между тобой и Мэделин ничего не могло быть, пока мы с тобой были женаты. Ничего, кроме переписки, уж точно. Да, мне было нелегко принять то, что ты не был со мной откровенен о своем прошлом, но я верю, что у тебя имелись на то веские причины. И, хоть я все еще не понимаю, почему ты скрывал это от меня, хочу, чтобы ты знал: я решила верить – ты знал, что делал. Я вытираю лицо рукавом свитера. – И наконец прости меня за то, как я вела себя перед нашими детьми. Не нужно было рассказывать им о Мэделин. Прости меня, что подорвала их веру в тебя. Я очень плохо с тобой поступила. На мгновение вечерний воздух становится недвижим. В этой тишине и темноте я вижу еле заметно освещенные луной строки на надгробном камне – любимая цитата Нэйтана из Библии: «И вот некто, подойдя, сказал Ему: «Учитель благий! Что сделать мне доброго, чтобы наследовать жизнь вечную?» – В своей жизни, милый, ты сделал много добрых дел, даже не придавая этому значения. Ты совершал добрые поступки каждый день, каждую неделю, не тяготясь этим, снова и снова, – говорю я. Снова поднимается ветер и развевает мои волосы. Я закладываю непослушные локоны за ухо и достаю из сумочки завязанный шнурком мешочек. В нем камешки, которые Нэйтан так долго носил в карманах. Я высыпаю их себе на ладонь, а затем, на одинаковом расстоянии друг от друга, кладу на надгробие. – Думаю, будет справедливо, если они по-прежнему будут с тобой… И жду, пока ветер стихнет, опасаясь, как бы он не унес мои прощальные слова, прежде чем мой муж их услышит. Борясь с последними слезами, я шепчу: – Ты всегда был для меня опорой, Нэйтан… и всегда будешь. – Что-то ты сегодня поздно, – говорит Тай, услышав, как я вошла. – Были трудности с доставкой? Да уж, труднее мне еще не было. – Пожалуй, – отвечаю я и кладу сумку на край стола рядом с Таем. Он смотрит очередную серию «Американской семейки» [8] , записанную на видео, но ставит на паузу, когда я спрашиваю, где Элис. – Кто ж ее знает? Наверное, пишет очередной пост в свой блог. – А бабушка с дедушкой? – Бабушка наверху. По-моему, принимает ванну. А дедушку я в последний раз видел, когда он шел в гараж. – Ты не мог бы их позвать? Тай смотрит на телевизор, потом на меня. – Сейчас? – уточняет он. – Ага. – Всех? – Да. Он смотрит на часы. И бросает пульт на диван. – Хорошо. Три минуты спустя в гостиной собрались все члены семьи. Колин прибежала прямо с мокрыми волосами. Элис в пижаме. Тим весь в строительной смазке. А Тай просто смотрит на меня хмуро. – Зачем ты нас всех тут собрала? – спрашивает он, прежде чем я успеваю поблагодарить их за то, что они пришли. – Чтобы начать сначала, – говорю я ему. Элис поджимает под себя ноги. – Начать сначала что? – Все, – отвечаю я. – Мы перемотаем все события назад, ко дню похорон вашего отца, и просто начнем все сначала. Будем вести себя по-новому, по-новому друг друга любить и хранить старые воспоминания о папе, чтобы у нас могли появиться и новые. Колин наклоняет голову и улыбается. Она берет Тима за руку. – Почему? – спрашивает Тай. Замечательный вопрос. – Почему нет? Он окидывает меня взглядом а-ля «Капитан Очевидность»: – Потому что мы не можем вернуться назад и каким-то магическим образом стереть то, что уже знаем об отце. – Так ты мне веришь, мама? – спрашивает Элис с надеждой. – Что миссис Цукерман врет? – Мне очень жаль, Эл, – говорю я ей мягко. – Я хотела бы верить, но нужно быть честной с самой собой – есть кое-что, чего никто от вашего отца не ожидал. То, что мы не хотели бы, чтобы было правдой, даже если в этом была не только его вина, как вчера сказала Мэделин. Впрочем, неважно. Сегодня одна очень мудрая клиентка напомнила мне, что иногда нас нужно простить, а иногда простить нужно нам. Полагаю, сейчас как раз второй случай. – Замечательная клиентка, – говорит Тим. – Я с ней совершенно согласен. – И все? Мы просто забудем об этом и будем жить дальше? Тай по очереди оглядывает всех, но я знаю, вопрос его адресован мне. Я встаю с места, беру сумку и сажусь на диван рядом с сыном. – Почти. Мы простим и будем жить дальше. Забыть будет сложнее. Я хочу, чтобы мы помнили Нэйтана человеком, которого мы все знали и любили. Поэтому забудем все эти истории, не имеющие к нам никакого отношения. Был ли он идеальным? Нет. Совершил ли он множество прекрасных поступков? Безусловно, и это главное. Я больше не хочу тратить драгоценное время, ломая голову над тем, что произошло давным-давно. |