Книга Трагедия абвера: Немецкая военная разведка во Второй мировой войне. 1935-1945, страница 24 – Карл Бартц

Вскоре после этого Шмидгубера вызвали в швейцарскую.

– Кто-то внизу меня спрашивает, – сказал он своей жене. – Возможно, Мюллер или курьер от него.

Когда он спустился в холл, то увидел двух человек, стоявших около конторки портье. По их виду он сразу догадался: «Полиция!»

– Вы господин Шмидгубер?

– Да, и что же?..

– Пройдите с нами.

Он механически кивает.

– Позвольте, я сообщу моей жене?

– В этом нет необходимости, – говорит один из них, – пойдемте!

На улице дожидалась машина; на ней поехали в город.

Шмидгубера отвезли в полицейское управление.

– Я протестую против моего ареста, – говорит он дежурному чиновнику. – Я португальский консул. Вы не имеете никакого права меня задерживать. Я желаю тотчас связаться с португальской дипломатической миссией в Риме.

Дежурный с сожалением пожимает плечами и распоряжается, чтобы Шмидгубера увели. Консул просит пригласить адвоката. Но не получает никакого ответа.

Доктор Шмидгубер недолго остается в Меране. Уже 2 ноября его перевозят в Больцано. Здесь его доставляют в квестуру, и там, благодаря его энергичным действиям, ему удается встретиться с квестором.

– Я протестую против моего ареста! Почему вы меня задержали?

– Вы – дезертир. Свои претензии вы сможете адресовать своим соотечественникам, немцам. Мы вышлем вас в Германию.

Шмидгубер все понял. Удар по нему мог нанести только абвер. Теперь он знал, что с ним собираются сделать. Без лишней шумихи его осудят военным судом за дезертирство и казнят.

Вскоре случилось еще одно потрясающее событие.

На перевале Бреннер консула передают германским властям, которые привозят его в Мюнхен. Здесь он предстает перед военным судьей.

Сначала его допрашивают о деятельности в Италии и Франции.

Затем судья делает паузу. Внезапно он резко говорит:

– Доктор Мюллер при своем аресте заявил суду люфтваффе, что при встрече с ним в Больцано, когда он потребовал, чтобы вы подчинились приказу вернуться в Германию, вы заявили, – тут судья делает искусственную паузу, – вы сказали доктору Мюллеру: «В Германию я вернусь только в качестве верховного комиссара. Я убегу в Англию».

Шмидгубер бледнеет. Теперь ему ясно: доктор Мюллер дал против него показания.

– Я? Никогда! – Шмидгубер понимает, что его ждет смертный приговор, если он признается в таком высказывании.

– Что же, – говорит судья, – благодаря этому высказыванию дело из уголовного перерастает в политическое. Признание доктора Мюллера побудило суд люфтваффе попросить гестапо произвести ваш арест.

Таким способом дело было переведено в политическую плоскость. Никто тогда не знал, какие ужасные последствия это будет иметь для абвера.

В камере доктор Шмидгубер задумался о своем положении. Оно не было обнадеживающим. Донос абвера о дезертирстве теперь отошел на второй план. Смертельная опасность заключалась в заявлении Мюллера. Если гестапо поверит в это заявление: «Я вернусь только английским верховным комиссаром», – то он – мертвец. «В любых обстоятельствах я буду отрицать это высказывание, которое никто не может доказать», – твердил себе Шмидгубер.

Вот только что заставило доктора Мюллера дать эти показания? Разве он не помог Мюллеру с абвером, когда тот плакался: «Я не хочу на войну, у меня ребенок…»

При этом сам он знает столько о Мюллере, что может отправить его, а также Остера и других прямиком на виселицу, стоит ему заговорить. Доктор Шмидгубер был логично мыслящим человеком. Он точно знал, что если он, как посвященный в дело о выдаче даты германского наступления на Западе, заговорит, то это бесповоротно решит и его судьбу. Итак, он молчал.

По поручению мюнхенского суда люфтваффе Шмидгубер и его экономический консультант Иккрат были переданы гестапо и доставлены на Принц-Альбрехт-штрассе в Берлине. Оба были подвергнуты допросам. К счастью для Шмидгубера, проводивший допросы чиновник был скептически настроен по отношению к обвинениям, исходящим от абвера. Так, он не верил, что консул сказал, будто сбежит в Англию и вернется оттуда верховным комиссаром. Соответствующим образом он информировал и свои вышестоящие инстанции, в результате чего опасное оружие против Шмидгубера утратило свою остроту.

Но по другим вопросам его прижали к стенке. Так, нашли записную книжку, в которой были помечены имена тех сотрудников абвера, которые получали от него подарки. Список возглавлял Догнаньи.

Правда, тогда еще не возникло общее подозрение против абвера. Но в результате ареста группы Мумма фон Шварценштейна, фон Галема и Беппо Рёмера появилось недоверие, по меньшей мере к Догнаньи [20] . Шмидгубера, а также Иккрата опрашивали об Остере, Догнаньи и докторе Мюллере. Те остерегались сказать что-нибудь лишнее, поскольку и сами в этом были замешаны.

Однажды доктора Шмидгубера доставили к комиссару Фелингу. Вместо того чтобы допрашивать Шмидгубера, Фелинг начал делать странные намеки.

– Не заблуждайтесь относительно своего положения. Оно очень серьезно, поскольку определенные круги абвера очень заинтересованы в вашей скорейшей ликвидации. Как произойдет ликвидация – с помощью имперского военного суда или народного суда – для них все равно. На сани абвера напали волки, и одного ездока – в данном случае вас – необходимо выкинуть из саней им на съедение, чтобы сани могли беспрепятственно катить дальше.

Фелинг и позднее обращал внимание Шмидгубера на угрожающую ему опасность. Поэтому Шмидгубер всеми силами противился намерениям военного судьи Рёдера перевести его в военную тюрьму, хотя и знал, что «там условия содержания намного мягче, нежели на Принц-Альбрехт-штрассе».

Но поскольку тайная государственная полиция проявила незаинтересованность в персоне Шмидгубера, его все же перевели в тюрьму вермахта.

Тюрьма Тегелер была строением из красного кирпича, в ней содержались подследственные военнослужащие. Там Шмидгубер находился до момента предъявления ему обвинения в валютных махинациях.

– Содержание было в целом сносным, – позднее вспоминал консул. – Нас, гражданских, было трое. Там был резидент Интеллидженс сервис в Тунисе, мистер Джонс, а позднее пастор Бонхёфер, которого тем временем тоже арестовали.

Гражданские лица имели полную свободу передвижения внутри тюрьмы. Поскольку охрана в основном состояла из противников режима нацистов, можно было поддерживать связь с внешним миром. Так, Шмидгубер дважды в день получал нецензурованную почту и равным образом дважды в день отправлял письма на волю. Еще во время своего содержания на Принц-Альбрехт-штрассе Шмидгубер дал знать о себе и своей жене. Из тюрьмы он даже мог звонить. В его камере – чудо в тюрьме – стоял радиоприемник.