Книга Миссис Хемингуэй, страница 50 – Наоми Вуд

Собиралась она недолго. Выскребла остатки помады на губы и щеки, подкрасила ресницы разведенной в воде жженой пробкой, глянула в зеркало: неплохо. Мэри никогда не считала себя красавицей, но для ее тридцати шести лицо вполне даже ничего. Она понимала, что мужчинам нравится ее живой нрав, ее смешливость и готовность продолжать пить и петь даже тогда, когда остальные участники вечеринки уже отправились на покой. Умение жить с удовольствием вполне заменяло Мэри смазливую мордашку.

Взяв щетку, Мэри безуспешно пыталась вычесать из кудряшек пыль от вчерашней бомбежки. Что ж, в таком городе сложно выглядеть опрятно. Но мистер Хемингуэй перебьется, думала Мэри, складывая сумку, – позже вечером она собиралась заскочить в редакцию «Тайм» на Дин-стрит, чтобы закончить статью.

* * *

Мистер Хемингуэй опаздывал. Мэри сидела за столиком на улице и чертила ногтем по клетчатой скатерти. Зря она не зашла внутрь, на улице слишком жарко в шерстяном пиджаке. Пожалуй, и писателю тоже не стоило бы сидеть у всех на виду. Табличка в окне ресторана извещала крупными черными буквами: «Заведение открыто все время, пока разрешена продажа спиртных напитков, кроме случаев прямого попадания».

Мэри думала о его жене, о Марте Геллхорн, которую встречали в Лондоне чуть ли не с королевскими почестями. Мэри впечатлила ее жесткость. Среди бледных и плохо одетых гостей вечеринки на квартирке в Челси Марта выделялась своим загаром, характерным выговором уроженки Среднего Запада и палантином из серебристой лисы с хвостами, свисающими ниже лопаток. Весь вечер ее сопровождали целых два польских летчика.

Вокруг все только и шептались о знаменитой Марте, приехавшей сюда отдельно от мужа, и о ее подвигах в Испании, Финляндии, Китае. «Говорят, – рассказывал приятель Мэри, – что она прибыла на судне, набитом динамитом. И что ее брак на грани краха: вроде они с Хемингуэем вот-вот расстанутся. Вообрази: такой мужчина, и один. Да лондонские дамы нападут на него раньше, чем противник». Марта Геллхорн стояла посреди комнаты, явно понимая, что все внимание приковано к ней, и при этом столь же явно игнорируя этот факт.

Мэри пила пунш. Он отдавал смоленым канатом и машинным маслом. Она старалась набраться храбрости, чтобы заговорить с этой женщиной. Мэри давно с восхищением следила за работой Марты, с тех пор как сама начала работать в «Чикаго дейли ньюс», правда, вести женскую колонку, а не международную. Мэри освещала модные цвета сезона, балы дебютанток и рассуждала, что выберут нынешние дизайнеры – шелк или вуаль, а сама зачитывалась невероятными репортажами Марты из Мадрида и удивлялась ее стремительной карьере, ведь они были ровесницами. Как только война разразилась в Европе, Мэри решила туда отправиться.

И вот ее кумир стоит совсем близко, в лисьем палантине и с польской свитой. Мэри залпом выпила еще один стакан пунша.

Приятель потянул ее за руку, чтобы представить.

– Марта Геллхорн Хемингуэй, это Мэри Уэлш Монкс. Господи, какие же у вас обеих трудные имена – язык сломаешь!

Марта подала Мэри руку – палантин соскользнул с округлого плеча.

– Просто Марта Геллхорн. – Краска на ее лице стала ярче. – Такое имя я еще могу вытерпеть дома, но сейчас я на работе. Приятно познакомиться, Мэри. Или все-таки миссис Уэлш Монкс?

Мэри уже собралась ответить, что и сама не использует фамилию мужа, что она тоже репортер, рассказать, как она восхищается статьями Марты для «Кольеровского еженедельника», но Марта уже повернулась к ней спиной, чтобы поднести бокал пунша ко рту долговязого летчика. Другой пилот обратился к ней по-польски, горячо убеждая в чем-то, но долговязый одним махом опустошил бокал и нарочито передернулся. Марта расхохоталась – звонко и вызывающе. Потом сказала что-то по-польски, и пилоты рассмеялись в ответ.

Мэри быстро ретировалась – не в ее характере было путаться под ногами у мисс Марты Геллхорн, или как там к ней полагается обращаться.

Когда все уже расходились, Мэри заметила лисий палантин, небрежно брошенный на спинку кресла. Типичная безалаберность приезжих: за такую теплую вещь любой лондонец пойдет на все. Мэри протянула руку, погладила серебристый мех, на ощупь похожий на собачий, потрогала острые зубы.

– Простите, – раздался голос позади нее.

Мэри обернулась, чувствуя, как лицо заливает краска, словно она только что попыталась украсть палантин.

– Это мое, – сказала Марта. – Вижу, здесь нельзя оставлять вещи без присмотра.

Она с улыбкой подняла его, перебросила через плечо и одарила Мэри белоснежной улыбкой.

– Чао! – небрежно кинула она и удалилась из маленькой квартирки в Челси. Следом вышли оба летчика.

* * *

Эрнест подошел на десять минут позже, не спеша, хотя и извинился за опоздание. С таким же прекрасным загаром, как у жены. Теперь он казался крупнее, чем ей запомнилось с первой встречи, – очень статный мужчина. Лицо выдавало слабость к спиртному – общую беду всех корреспондентов в Лондоне.

– Какой прекрасный пиджак, Мэри. – Он уселся напротив.

– Спасибо, – ответила она, – я перешила пиджак мужа.

Эрнест стряхнул пыль со скатерти – лен еще хранил следы от ногтя Мэри.

– Он бывает в Лондоне?

– Редко. Так что пиджак ему не очень нужен.

Эрнест улыбнулся.

– А хорошо ли это по отношению к бывшему мужу – относить его вещи к портному и кромсать их ножницами?

– По отношению к бывшему мужу это было бы прекрасно. Однако речь идет о действующем. Ноэль Монкс все еще остается моим супругом.

– Ноэль Монкс? – кажется, он вовсе не удивился, что она замужем. – Я пересекался с ним в Испании.

Мэри об этом знала. Когда она написала Ноэлю, что собирается пообедать с Хемингуэем, тот ответил, что помнит его по Испании как крикуна и задиру. Однако человек, сидевший напротив, не был похож ни на того, ни на другого. Наоборот, выглядел немного напряженным, и Мэри это позабавило. Сначала он вообще взял меню вверх ногами и скорчил потешную гримасу, прежде чем его перевернуть. Было интересно, что он выберет.

Он отложил меню.

– Мне показалась, вам нравится на войне, Мэри.

– Нисколько. Кому такое может понравиться. – Она махнула рукой в сторону полуразрушенного здания: длинная занавеска все еще хлопала на ветру в разбитом окне.

– Военные корреспондентки – как такси. То ни одной на многие мили вокруг, а потом вдруг появляются все сразу.

– Сами военные не жалуются.

– Еще бы. Не могу себе представить, чтобы кому-нибудь взбрело в голову жаловаться на вас.

– Или на вашу жену.

Он промолчал. Мэри углубилась в чтение меню. Выглядел Эрнест вальяжно, но при этом несколько неуверенно, словно сам не очень понимал, что ему делать в этом городе, где на первое подают бараний бульон, а на второе бомбежку.