Онлайн книга «Остров Русь»
|
— Ничего, ничего, жили без мужа и дальше поживем. Не плачь, девчонка. Пройдут дожди. Дурак найдется. Ты только жди. Несмеяна ревела. Князь сказал жалостливо: — Ну, хочешь, я ширинку расстегну? Посмеешься. — Не-е-т, — замотала головой Несмеяна, — мне у тебя не смешно-о-о. Владимир вздохнул, посмотрел вслед полоненому Ивану и печально сказал: — Однако, каких людей теряем! Лучших людей... Сидел за решеткой в темнице сырой, страдая с похмелья, дурак молодой. Ох и муторно же ему было! Друзей не спас, а еще хуже подставил. Сам в немилость попал. Царевну обидел, князя оскорбил. Опохмелиться нечем. — Эй, дурак, передача тебе, — маленькое окошечко в железной двери камеры открылось, и разукрашенный синяками стражник протянул Ивану бутыль и огромный каравай. — Девка твоя, Марья-искусница, передала. Я отпил пару глоточков, ты уж не серчай. Иван посмотрел на бутыль. — Глоточки-то у тебя богатырские. Как глотнешь — четвертушечка, присосешься — поллитровочка... Что, у меня и прав никаких нет? — Как нет? Есть. Чай, у нас Русь, а не дикая страна половецкая. Есть у тебя право сохранять постное лицо, есть право кричать благим матом, есть право на один звонок. — Насчет лица и насчет мата я понял. А вот насчет звонка... Стражник молча просунул в окошечко коровий колокольчик. Иван в сердцах плюнул, но правом воспользовался. Полегчало. Сел в углу темницы на чугунную богатырскую парашу и откупорил бутыль. После нескольких глотков почувствовал, что сил прибавилось, а в голове просветлело. — Ох, Марьюшка, ох, уважила, — нежно прошептал он, лаская бутыль. — И закусочку не забыла... Он разломил каравай и с удивлением уставился на выпавшую оттуда грамотку. — Неспроста, — прошептал дурак. — Или спроста? Хорошо, что я азбуке обучен. Развернув бересту, Иван прочел: «Миленочек! Сразу два горя у меня. Дядька Черномор в ванне утонул, а тебя пес В. в тюрьму засадил. Первому горю не помочь, а со вторым справимся. В караване спрятаны вещи хитромудрые, что бежать тебе помогут. Во-первах — пилка-самопилка, во-вторых — лесенка-чудесенка, а в третьих — лом-самолом. И еще — кепка-невидимка. Дружок твой, Емеля, с ейной помощью гнева княжеского избег, у меня под кроватью спрятался. Друг твой — такой затейник, за тебя горой стоит. Да учти, милый, вещам мудреным надо в стихах приказывать, иначе не понимают. Ты уж постарайся. Как убежишь, приходи ко мне. Твоя М.» Заинтригованный Иван растребушил каравай и нашел: маленькую пилку, вроде тех, какими модницы ноготки полируют, изящный медный ломик в кожаном чехле и маленькую бамбуковую лесенку. Кепку-невидимку, как не искал, найти не смог. Видать уж больно невидима была. Бережно подобрав и съев все хлебные крошки, не от голода, а от высоких моральных устоев, Иван задумался. Как же пустить в дело хитрую снасть. И как ей приказывать? Но не зря Иван-дурак с боянами общался. Смекнул, что любой дурак может сладко петь, коль нужда заставит. Откашлявшись, Иван приказал: Ну-ка, пилка-самопилка, Что моя прислала милка! Пилка встрепенулась. Из неволи выручай, Дырку быстро проточай! Презрительно фыркнув, пилка улеглась на место. Видать, не те слова дурак сказал. Но Иван не сдавался: Пилка, встань передо мной Словно лист перед травой! Встала. Проточи-ка стену, пилка, Чтоб остались лишь опилки! Пилка метнулась к стене темницы и с визгом принялась ее распиливать. Летело каменное крошево, дурак на радостях бил в ладоши. Наконец, в стене образовалась порядочная дыра, в которую Иван и протиснулся. — Ну, хорошо, — озадаченно сказал он, оглядевшись. — И что же я буду делать в соседней камере? Иван действительно попал в соседнюю камеру. Темно в ней было, хоть глаз выколи. Ох, точнее надо было указывать пилке задание! А она, тем временем, не унималась, а все точила и точила камень. Видать, пока все не разгрызет, как приказано, в опилки, не остановится. — Дурак я, дурак... — простонал Иван. — Иванушка! — прогремел троекратный вопль, и из темных углов бросились к нему друзья — Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович! Они-то и сидели в соседней камере! С ног до головы в цепях тяжелых, богатыри радостно били Ивана оковами по голове, а Добрыня приговаривал: — Не чаяли и увидеть снова! Уважил стариков, уважил!.. Ослобонил! Ах ты ж соколик наш! Спаситель! Когда первая радость утихла, вновь встретившиеся друзья отхлебнули из марьиной бутыли, и Илья грустно сказал: — Эх, коли б не цепи чугунные, не удержали б нас стены каменные! Разнес бы я тюрьму по кирпичику, раскидал бы стражничков по Киеву! А собаке князю — морду набил! — Морды будем позже бить, — успокоил его Иван. Достал лом и повелел: Эх, лом-самолом, Сотвори крутой облом! Сбей с дружков оковы на пол, Так, чтоб пот с них не закапал! — А при чем тут пот? — удивился Попович, пока лом-самолом освобождал их от цепей. — Для рифмы, — туманно объяснил Иван. Лом-самолом тем временем выполнил работу и с мягким звоном переломился пополам. — Одноразовый, — догадался Алеша. — Ничего, все равно неплохо. Илья Муромец подошел к двери и заорал: — Охохонюшки! Одним могучим пинком он вышиб дверь с петель. По коридору забегали испуганные стражники. Друзья гордо вышли из темницы и в замешательстве остановились. Темницу-то, оказывается, опоясывала стена чугунная, во сто сажень вышиной, колючкою железной окутанная, — Ломать не буду, — заупрямился Илья. — все пальцы заножу. — Друзья! Я знаю тайный ход! — воскликнул Добрыня и откинул чугунную крышку, закрывающую глубокую яму. — Ну и амбре, — брезгливо заметил чистоплюй Попович. — Естественно. Заморское изобретение, канализация. Сюда параши выливают, и отсюда по подземному ходу все течет в Днепр. Спускаемся! — Как? — дельно заметил Илья. — Прыгать-то высоко, расшибемся, Гордый дурак достал из-за пазухи лесенку-чудесенку и скомандовал: Эй, волшебное творенье, Гордость стольных городов, Ну-ка, всем на удивленье |