
Онлайн книга «Закон вселенской подлости»
– Так! – одна за всех ответила Юля. Эд и Алекс почему-то промолчали, а у меня рот был занят борщом, так что я не успела включиться в беседу. – Все хорошо, что хорошо кончается! Засим пошел дедуля на бочок! – Гавросич встал из-за стола и удалился к себе, на ходу так цыкнув на ворохнувшуюся в часах кукушку, что мы тоже притихли. Я даже чавкать перестала. – Дед устал и перенервничал, – сочувственно нашептала Юля. – Не дай бог кому в его возрасте такие потрясения! – Мне и в моем возрасте таких потрясений не хотелось, – справедливости ради напомнила я о своей роли в истории. – Кстати, дайте ту газету почитать, хочу знать, что там про меня наврали. – Почему сразу «наврали», – Эдик, не вставая с табуретки, дотянулся до холодильника, на котором на манер нарядной салфеточки была аккуратно разложена пресловутая газета. – Все правильно написали, вот, читай! Я пробежала глазами короткую заметку, где броский заголовок занимал места больше, чем весь текстовый блок, и хмыкнула. Прочитала повнимательнее и крякнула. Задумалась и помрачнела. Побарабанила пальцами по столу. – Что-то не так? – спросил Алекс, наблюдавший за тем, как я знакомлюсь с сенсационным материалом, очень внимательно. Я посмотрела на Юлю. Потом на Эда. Потом снова на Юлю. – Что? – напряглась она. Вот что значит тонкая душевная организация художественной натуры – сразу почувствовала неладное! – Пельмени, – сказала я многозначительно. – Ты не наелась? – Тут упомянуты пельмени, – я постучала пальцем по газетному листу. – Те самые пельмени, которые я собиралась варить, но не сварила, потому что извела кипяток на маньяка. Кто знал, что вода была для пельменей? Даже маньяк этого не знал! Знали только я и… Я перевела тяжелый взгляд на Эдика. – Полина, объяснись, я не понимаю, в чем дело, – встревоженно пролепетала Юля. – А дело в том, дорогая моя подружка, что все мужики козлы! – сказала я горько и проутюжила тяжелым взглядом Ромашкина. – Вы, уважаемый полицейский следователь, обещали проверить вот этого подозрительного господина… Да, вот этого, известного нам как Эдик. Кстати, а сами вы действительно следователь? Можно еще раз документик посмотреть? Ромашкин молча протянул мне свое служебное удостоверение, и мы сцепились взглядами. – Ты про нашего Эдика говоришь, что ли? – некстати встряла Юля. – Поля, Эдик не подозрительный господин! Честно говоря, меня тоже посещали неприятные мысли, будто это он наш маньяк, но баба Вера его полностью реабилитировала! – Юля, ты бредишь, – сказала я сердито. – Вот, смотри! – Подружка шлепнула на стол передо мной клеенчатую тетрадь. – Это дневник бабы Веры, в него она записывала все, что видела, сидя на лавочке во дворе. Тут по минутам зафиксированы все приходы и уходы жильцов нашего дома и незнакомых бабке визитеров. – Все-все? – Я против воли заинтересовалась. Вот это бабушка, вот это божий одуванчик! Мышка-наружка! – Да! Помнишь, когда мы впервые увидели Эдика? – Когда Чучундру хоронить собирались. – Ага, а на лестничной площадке как раз лежал парень в черном! – Юля зашелестела страницами. – Оказывается, баба Вера его не один раз возле дома видела. Я напряглась и вспомнила лежачего парня в черном: – Точно, это и был маньяк! Вчера он, кстати, снова во всем черном явился, включая бейсболку! Видимо, в тот день, когда мы имели неудовольствие лицезреть его в горизонтальной проекции, он заявился к нам впервые, но дальше лестничной площадки не прошел. Поскользнулся на масляной луже, упал и отключился! Интересно, кто там масло разлил? – Интересно, откуда маньяк наш адрес узнал! – Ну, это как раз очевидно, – я сердито посопела. – Ты же накануне бегала на свиданку к какому-то подозрительному Леонарду из Интернета, что ему стоило за тобой проследить? – Думаешь, тот Леонард и был этим маньяком? – Юля тоже посопела (виновато), но быстро взбодрилась: – Ну вот! Теперь ты понимаешь, что Эдик вне подозрений, он не маньяк, маньяк не он! Юля так горячо защищала нового друга, что мне стало нехорошо от понимая того, какую боль я ей сейчас причиню. – Юльк, да я вовсе не об этом, – вздохнула я. – Я же не говорю, что Эд маньяк. Я говорю, что он не Эд! – Как это? – А так, – я требовательно посмотрела на предмет беседы. – Все, колись, как зовут тебя, акула пера? – Черт! Черт, черт, черт! – Эд подергал себя за вихры. – Черт – это в лучшем случае прозвище, – усмехнулась я. – Псевдоним, как Бульдог, он же Боксер! Давай настоящее имя. Эд, который не Эд, достал из кармана книжечку удостоверения. Я развернула ее, положив поверх похожих красных «корочек» следователя. – Антон Собакин, – прочитала я вслух. – Ага, теперь понятно, почему Бульдог и Боксер… Редактор отдела криминальной хроники… – Погодите, какой еще Собакин? – Юля скривилась, едва не плача. – Ты правда Собакин? Но это же ужасная фамилия, просто кошмарно звучит: Юлия Юрьевна Собакина… – Ох, не о том ты думаешь, подруга! – вздохнула я. – Забудь про смену фамилии, до тебя еще не дошло? Этот господин увивался за тобой не потому, что ты запала ему в душу, а чтобы выполнить редакционное задание! Он за сенсацией гонялся! Узнал о маньяке, выяснил, кто может стать его следующей жертвой… А почему бы ему это не выяснить, он же редактор отдела криминальной хроники, значит, получает информацию от полиции… Кстати! – Я вспомнила: – Мне же звонил с настоятельным предложением встретиться некий Федор Федорович Федорович из полиции! Это тоже ты был? – Ну, я как раз вышел с пресс-брифинга в ГУВД, считай, из полиции, – пробормотал обманщик. – Юль, ты поняла? – Я посмотрела на подругу и отвела взгляд. Юля выглядела потерянной и несчастной, как ребенок, у которого обманом отняли конфету. «Обычно дети, у которых отнимают конфеты, очень громко орут, так что будь готова к шуму», – предупредил меня внутренний голос. – Под маской друга был журналюга? – пролепетала подружка. – Хорошая рифма, – похвалила я, просто чтобы ее подбодрить. – А вы, господин следователь, знали, что рядом с нами под маской друга прячется акула пера? Алекс отвел глаза. – Знал? Он не просто знал, он меня шантажом и угрозами заставил написать заметку, которая должна была привлечь манька! – объявил лже-Эд. – И привлекла! – Скотина, – с чувством сказал ему Ромашкин. |