Онлайн книга «Эта прекрасная тайна»
– Не затягивайте, – сказал Гамаш. – Не хотелось бы вам напоминать, но фундамент крошится. – Да, что касается фундамента… Я разговаривал с главой Конгрегации доктрины веры. На него произвело большое впечатление неколебимое желание настоятеля сохранить обеты молчания и смиренномудрия. Даже перед лицом внешних обстоятельств, включая и возможное обрушение монастыря. Гамаш кивнул: – Твердая рука на штурвале. – Именно такими словами и отреагировал святой отец. На него это тоже произвело впечатление. Гамаш поднял брови. – Настолько сильное впечатление, – продолжил брат Себастьян, – что Ватикан, видимо, оплатит восстановление Сен-Жильбера. Один раз мы их потеряли. Не хотелось бы потерять гильбертинцев снова. Гамаш улыбнулся и кивнул. Отцу Филиппу явилось-таки чудо. – Когда вы попросили меня пропеть новое творение брата Матье, вы уже знали, что убийца – брат Люк? – спросил доминиканец. – Или для вас это стало неожиданностью? – Я его подозревал, но все-таки сомневался. – А почему вы подозревали брата Люка? – Ну, прежде всего, убийство произошло после службы первого часа. Я смотрел, куда направляются монахи после службы, и мне стало ясно, что только брат Люк остается один. Никто не приходит к нему в каморку. Никто не пошел в его коридор. Только брат Люк мог незамеченным пройти в сад, потому что все остальные работали группами. – Кроме настоятеля. – Верно. Я и его подозревал некоторое время. Откровенно говоря, почти до самого конца все находились под подозрением. Я понял, что, хотя отец Филипп и не признаётся в преступлении, какое-то чувство вины он в себе несет. Он солгал, хотя и знал, что его ложь всплывет на поверхность. Сказал, что спускался в подвал проверить геотермальную систему. Он хотел, чтобы мы знали: никто его там не видел. – Но он не мог не понимать, что таким образом делает себя подозреваемым, – заметил брат Себастьян. – Так он сам захотел. Он понимал, что один из его монахов совершил преступление, и чувствовал, что какая-то доля вины лежит на нем. Поэтому намеренно подставлялся. Но именно поэтому я и стал еще больше подозревать брата Люка. – Почему? Гидросамолет уже едва касался волн. Начинал взлет. Гамаш говорил с монахом, но не отрывал глаз от маленького самолета. – Настоятель недоумевал, как он мог не заметить происходящего. Как мог не предвидеть. Он с самого начала произвел на меня впечатление необыкновенно наблюдательного человека. Почти ничто не проходило мимо его взгляда. И тогда я начал задавать себе тот же вопрос. Как мог настоятель не заметить? Я решил, что есть два возможных ответа. Он все прекрасно видел, но он сам и есть убийца. Или он ничего не заметил, потому что плохо знал потенциального убийцу. Последнего прибывшего. Который все свое время предпочитал проводить в каморке привратника. Его не знал никто. Даже приор, как выясняется. Самолет набирал высоту. Туман рассеялся, и Гамаш козырьком ладони защитил глаза от яркого солнца, провожая самолет. – Ecce homo, – сказал брат Себастьян, глядя на Гамаша. Потом он перевел взгляд на монастырь – из его дверей появился настоятель и пошел к ним. – Отец Филипп выслушал исповедь брата Люка, – сказал доминиканец. – Он сделал больше, чем я. – Гамаш посмотрел на монаха и снова перевел взгляд на небо. – Думаю, брат Люк расскажет вам все. Это будет частью его покаяния. А кроме того, его ждет чтение «Аве Мария» до конца жизни. – И тем он искупит свою вину? Заслужит прощение? – Надеюсь. Вы рисковали, когда просили меня спеть песнопение, сочиненное приором. Что, если бы брат Люк не прореагировал? Гамаш кивнул: – Да, рисковал. Но я искал быстрое решение. Я надеялся, что если одного взгляда на новое песнопение хватило, чтобы подтолкнуть брата Люка к убийству, то, услышав его в Благодатной церкви, он тоже совершит что-то непредсказуемое. – А если бы Люк не прореагировал? Не выдал себя? Что бы стали делать вы? Гамаш взглянул в глаза монаху: – Я думаю, вы знаете. – Покинули бы монастырь вместе с вашим инспектором? Повезли бы его в больницу? Оставили нас с убийцей? – Я бы вернулся. Но вы правы: я бы покинул монастырь вместе с Бовуаром. Они оба посмотрели на самолет. – Вы бы сделали все, чтобы спасти его жизнь, да? Гамаш не ответил. Доминиканец развернулся и пошел назад в монастырь. Жан Ги Бовуар смотрел через иллюминатор на сверкающее озеро. – Вот, – сказал Франкёр, передавая что-то Бовуару. – Держите. Бовуар неловко схватил пузырек с таблетками. Зажал его в кулаке. – Merci. Он быстро отвинтил колпачок и принял две таблетки. Потом приник головой к прохладному стеклу иллюминатора. Самолет заложил вираж и полетел над монастырем Сен-Жильбер-антр-ле-Лу. Жан Ги на повороте посмотрел вниз. За стенами несколько монахов собирали ягоды. Он понял, что забыл взять шоколадные конфетки для Анни. Но у него появилось какое-то болезненное ощущение, что теперь это не имеет значения. Прижавшись щекой к стеклу, он увидел монахов, работающих в огороде. Один из них собирал куриные яйца. Кур породы шантеклер. Спасенных от исчезновения. Как и гильбертинцы. Как и песнопения. И еще он увидел Гамаша. Старший инспектор стоял на берегу, задрав голову. Рядом с ним стоял настоятель, а доминиканец уходил прочь. Бовуар почувствовал, как таблетки начинают действовать. Боль наконец отступила, дыра в его организме затянулась. Бовуар внезапно понял, почему Гильберт из Семпрингхема выбрал для монахов ордена именно такие мантии – черные с белым капюшоном. Сверху, с небес или с самолета, гильбертинцы походили на кресты. Живые кресты. Но Господь и Бовуар могли увидеть и еще кое-что. Монастырь Сен-Жильбер-антр-ле-Лу не имел крестообразной формы. На бумаге отец Клеман изобразил его в виде креста, но средневековый архитектор в очередной раз солгал. На самом деле монастырь имел форму невмы. С искривленными, словно крылья, краями. Возникало впечатление, будто монастырь Сен-Жильбер-антр-ле-Лу собирается взлететь. И тут старший инспектор Гамаш снова поднял голову. А Бовуар отвернулся. Гамаш провожал самолет взглядом, пока тот не исчез из виду, потом повернулся к настоятелю, который только что подошел к нему: – Я понимаю, какое ужасное вы пережили время. – Да, все мы, – согласился настоятель. – Надеюсь, мы получили хороший урок. – И в чем же он состоял, ваш урок? – после небольшой паузы спросил Гамаш. |