Онлайн книга «Аллея всех храбрецов»
|
– Не то слово, Вадим Палыч. С ног сбились, разыскивая. Вынужден сделать вам замечание. "Хоть два", – было написано у Вадима на лице, но вслух он сказал: – Слушаю вас внимательно. – Почему вы в журнале не фиксируетесь? – Да, если я стану, как вы говорите, фиксироваться, никакого журнала не хватит, или понадобится журнал с Большую Советскую Энциклопедию. – Так, – покачал головой Невмывако, – а почему ваши сотрудники на проверку портфелей не идут? – А хотите, Петр Федорович, я прикажу им совсем не брать портфелей и проверять будет нечего? – У вас обедают в рабочее время. – Извините, в обед прорва народа. Мы прохронометрировали и отыскали окно, обедаем за пятнадцать минут, а отрабатываем в обед. Невмывако покачал головой: знаем, как вы работаете в обед, но спорить не стал. – Дежурство отделу не засчитано. Выделите на сегодня дежурного в столовую. – Что же это такое? – горячился Вадим. – Сколько можно? Столовая, стройка, совхоз, дежурство по городу? – О стройке не надо, очень вас прошу. – попросил Невмывако слабым голосом, – вы лучше мне объясните, что такое теоретик? – Пожалуйста, рада бога, пожалуйста, – горячился Вадим, – был, например, такой теоретик Эйлер. Ослеп и уже по памяти написал теорию движения Луны. И ни прибавить, ни убавить. Мы пользуемся. И ещё массу томов. Причем непросто ля-ля, а сложнейшей теории. И ему в свое время так же мешали, вставляли палки в колёса. – Вы, наверное, меня слепым считаете? – Эх, Петр Федорович, – вздохнул Вадим, – не было вас и так было хорошо. Старшего инженера отдела Станислава Терехова повсюду называли Славкой. Он и сам так по телефону звонил: "Это Славка Терехов, из двадцать пятого". До фирмы довелось ему поработать на авиационном заводе, отчего он к месту и не к месту повторял: "Вот у нас в авиации". Получить служебную на вход ему ничего не стоило. Он мог позвонить в соседний отдел или в КИС. Однако зачем в соседний? Он снова набрал свой номер. Ему ответили: – Невмывако психует, а больше начальства нет. Оставалось действовать на свой страх и риск. В проходной дежурила девушка со смазливым личиком. Он как-то её обидел, мартышкой назвал, но это было давно. – Девушка, – улыбнулся Славка, – пропустите инвалида. В здравпункт иду. – Ваш бюллетень? – За бюллетенем и иду. Доступно? Девушка оглянулась. Из глубины кабины выплыла старшая кабинщица. – Чего торгуетесь? Опоздали? Запиши. И Леночка записала. Славка был расстроен. Надо же. В КБ с опозданиями не шутили. Придет бумага в отдел и начнется: обсуждения, объяснения. Затем отдел лишат премии, а его фамилию начнут склонять на каждом углу. И даже нормальные станут сочувствовать. Такой, мол, опытный и надо же. Как тебя угораздило? Правда, завтра или послезавтра, а скорее всего через пару дней всё это далеко отлетит от него – начнутся кисовские испытания. Он перестанет появляться в отделе и само деление на день-ночь сделается для него условным. После КИСа обычная жизнь выглядит тягомотиной. Но всё дело в том, что до сих пор ему, основному исполнителю не оформили вкладыш круглосуточного прохода. Сколько он просил: – Петр Федорович, как дела с вкладышем? – Нормально. – Что значит нормально? КИС на носу. Пойдут испытания, вас будут с постели поднимать. – А не пугайте, – отвечал Невмывако. – Поднимут, а у меня, может бессонница и мне просто приятно сходить в КИС. И не морочьте мне голову. Получите вкладыш вовремя. Работайте. "Собачья рожа, – ругался про себя Славка, – свалился на нашу голову". Под кисовскую работу оформляли вкладыш на полгода, хотя она занимала от силы пару месяцев. По объектам в КБ работали малыми силами. Сроки были дикими. За полгода порой проходился путь от идеи до полёта. Спасала молодость. Людям постарше напряжение напоминало войну, но война была в крови и у славкиного поколения. "Гибрид" по-прежнему требовал внимания. Объединение "Марсов" и "Венер" влекло за собой множество согласований. А ведь известно – чуть тронь, задень любой вопрос, и всё, как куча песка, приходит в движение. Вот закапризничали "сапоги", и стало невмоготу. Отдел постоянно лихорадило. Начальство считало "Гибрид" теперь требующим дежурного внимания, занимаясь в основном пилотируемыми. В обычной жизни Славка был отчаянным мотоциклистом и нередко ходил в синяках и царапинах, но в этот раз в воскресенье на водохранилище, на скутере он дал газ вместо тормоза и летел через пирс. Тело его теперь состояло из сочленения болезненных мест, но бинты вызывали смех. – Чудак, – уверял Вадим, – тебе теперь любой документ ничего не стоит подписать, а выйдет загвоздка, начинай разматывать бинты с головы. А под бинтами, как у человека-невидимки, ничего нет. Появившись в отделе, Славка спросил: – Звонили? – Срочно к Петру Федоровичу. – Обойдётся. Ещё? – Женщина домогается, звонила пару раз. – Кто? – Просто женщина. С приятным женским голосом. – Я же просил записывать. – Я так и спросила их, – обиделась лаборантка, – но оне не соизволили отвечать. На перекидном календаре Невмывако значилось «с. маш. ост.», что означало «секретарь-машинистка, остеохондроз». Запись касалась очередной кадровой проблемы. Недавняя проверка обнаружила в КБ нарушение финансовой дисциплины. В ряде отделов секретари и машинистки числились техниками. Доводы: кто же возьмется за эту нервотрёпку при таком жаловании? – проверяющих не убеждали, потребовали соответствия. В отделах среагировали по-своему, ответили: у нас ни секретарей, ни машинисток. И на вопрос: кто у телефона? – секретарь теперь отвечала: дежурная. А машинистки и в самом деле были редкостью в КБ. Каждый печатал, как мог. Когда Невмывако позвонили: – Где ваша машинистка? Он ответил: – В отделе нет машинистки. Может, предложите? Но ему ответили: – Давайте не будем. Сотрудница вашего отдела, конструктор третьей категории Парамонова взяла в здравпункте бюллетень. С каким, думаете, диагнозом? – Что я – доктор? – А я вам сообщу: остеохондроз. Типичная болезнь машинисток. – Отвечу, печатаем инструкции, – вздохнул Невмывако, – и не могу я запретить ей подрабатывать в свободное время любым доступным ей способом. – Наше дело – предупредить. Позвонили из КИСа. – Стенд можете забирать. – Какой стенд? |