Онлайн книга «Ночное кино»
|
Автобус свернул на запад, на Восточную Сто шестнадцатую, мимо заброшенных муниципальных домов, пустырей, ветхих церквей – СПАСЕНИЕ И ИЗБАВЛЕНИЕ, значилось на вывеске – и людей, околачивающихся на перекрестках. Видимо, что-то не так. В прошлый раз Шерон к этому часу уже появилась. Я проверил телефон, но не было ни пропущенных звонков, ни сообщений. Наш разговор накануне особых надежд не внушал, и помощи Шерон, честно говоря, не обещала. Обронила: – Завтра вечером. Там же, тогда же, – и повесила трубку. Автобус свернул на проспект Малькольма Икс, я уже заподозрил, что Шерон меня надула, но тут мы резко затормозили у ветхого особняка, и я увидел одинокую фигуру на тротуаре. Двери открылись, и вот уже детектив Шерон Фальконе спешит ко мне – будто заранее знала, где я сижу. Она не изменилась: те же 5 футов 3 дюйма, угрюма, губы тонки и неулыбчивы, нос кнопкой, кончик вздернут завитком древесной стружки. Не то чтобы непривлекательная. Однако странная. Смахивает на бледную монашку с портрета пятнадцатого столетия во фламандском зале Метрополитен-музея. Одна беда: художник не вполне освоил человеческую анатомию, а потому наградил Шерон длинной шеей, асимметричными плечами и слишком маленькими ладошками. Она скользнула на сиденье рядом со мной, оглядела других пассажиров, уронила под ноги черную сумку. – Из всех эм-сто-вторых во всех городах мира ты заходишь в мой, [12] – отметил я. Она не улыбнулась. – У меня мало времени. Она расстегнула сумку и вручила мне белый конверт 8 × 10. Я извлек оттуда тоненькую пачку бумаг: первая страница – фотокопия досье. «Дело № 21-24-7232». – Как продвигается расследование? – спросил я, спрятав бумаги в конверт, а конверт в карман. – Расследует пятый участок. Им по сто человек на дню звонят. Анонимы, но по делу ни слова. На той неделе Александру видели в «Макдональдсе» в Чикаго. Тремя днями раньше – в ночном клубе в Майами. Уже два признания в убийстве набралось. – А это убийство? Шерон покачала головой: – Нет. Она прыгнула. – Ты уверена? Она кивнула: – Никаких следов борьбы. Ногти чистые. Сняла ботинки и носки, поставила на край. Методично готовилась – очень похоже на суицид. Вскрытия не было. Даже не знаю, будет ли. – А почему не будет? – Семейный адвокат отбивается зубами и когтями. Религиозные запреты, все такое. Для еврея осквернение тела – кощунство. – Она нахмурилась. – Я заметила, в деле не хватает пары снимков. Торс, спереди и сзади. Я так думаю, хранят отдельно, чтоб какой урод не слил «Дымящемуся пистолету» [13] . – Причина смерти? – Как у всех прыгунов. Обильное кровотечение. Перелом шеи, рваные раны сердца, множественные переломы ребер и перелом черепа. Пролежала мертвая несколько дней. С месяц назад поступила в какую-то пафосную частную клинику на севере. Оттуда сообщили о ее исчезновении. За десять дней до прыжка. Я вытаращился: – Почему? Она сбежала? Шерон кивнула: – Медсестра подтвердила, что в одиннадцать вечера Александра была в палате, свет не горел. А в восемь утра ее уже не было. И зафиксирована всего одной камерой слежения – какой-то бред, клиника напичкана камерами, как Пентагон. Лица не видно. Просто девушка в белой пижаме бежит по газону. И с ней мужчина. – Кто? – Неизвестно. – Почему она легла в клинику? Наркотики? – По-моему, никто так и не знает, что с ней было. Там в конверте медицинское освидетельствование. – Когда клиника заявила о пропаже? – Тридцатого сентября. В рапорте есть. – А прыгнула она?.. – Поздно вечером десятого октября. Одиннадцать вечера, полночь. – И где она шлялась эти полторы недели? – Никто не в курсе. – А на кредитках ее шевелилось что-нибудь? Шерон помотала головой: – И мобильный тоже был отключен. Догадалась не включать. Видимо, не хотела, чтоб ее нашли. За все десять дней ее точно видели всего раз. Когда обнаружили тело, она была в джинсах и футболке. В кармане пластиковый номерок. Сзади дерево выгравировано. Выяснили, откуда взялся, – из ресторана «Времена года». Знаешь, заведеньице на Парк-авеню? Я кивнул. «Времена года» – один из самых дорогих ресторанов города, говоря точнее – заповедник редкой дикой фауны. Платишь непомерный входной взнос ($45 за крабовые тефтели), дабы понаблюдать – но ни в коем случае не потревожить – процесс питания и боевые ритуалы нью-йоркских привилегированных и властительных кругов, демонстрирующих узнаваемые признаки своей видовой принадлежности: закаменевшие лица, ширящиеся плеши, стального оттенка костюмы. – Девчонка-гардеробщица ее опознала, – пояснила Шерон. – Александра пришла около десяти, но спустя несколько минут убежала без пальто и уже не вернулась. А через пару часов прыгнула. – Наверное, встречалась с кем-то. – Неизвестно. – Но следствие пошурует? – Нет. Тут же нет преступления. – Шерон пронзила меня взглядом. – Чтобы добраться до шахты лифта, ей надо было войти в заброшенный дом, а там известный сквот, «Висячие сады». С крыши она пролезла в потолочный люк – а он шириною в фут. Мало таких субтильных, кто туда протиснется, и тем более невозможно, если держать кого-то, а тот отбивается. Всё прочесали на предмет следов. Никаких признаков того, что Александра была не одна. Шерон не сводила с меня изучающего – нет, пожалуй, следовательского – взгляда: ее карие глаза методично ползали по моему лицу – вероятно, по таким же квадратам, какие она применяла в работе поисковых партий. – А теперь настал момент спросить, зачем тебе эта информация, – сказала она. – Кое-какие неоконченные дела. Ты не парься. Шерон сощурилась: – Знаешь, что говорил Конфуций? – Напомни. |