Онлайн книга «Лонтано»
|
В данный момент сын не знал, с которой из Мэгги он имел дело. Она завела долгую песню о Лоике, у которого случились «неприятности», – совершенно очевидно, что про исчезновение Гаэль ей пока неизвестно. – С папой все в порядке? – прервал он. – Конечно. А что может быть не в порядке? Она уже его злила: Мэгги всегда жила, отрицая главную проблему своей жизни – жестокость мужа, и всегда вставала на его защиту; в ее устах он выступал непонятым героем. – Когда ты вернешься? – продолжила она. – Я уже в дороге. – Мы тебя ждем в воскресенье. Пресловутый воскресный обед. Ему казалось, что она совершенно оторвана от реальности, если только он сам, со своим убийцей, который крал органы, и садомазохистскими военными, не перешел в параллельное измерение. Эрван собирался свернуть разговор, когда вспомнил одну деталь: Морван познакомился с Ди Греко в Африке, может, и Мэгги с ним встречалась? – Ты помнишь одного военного по имени Ди Греко? – Нет. – Морской офицер, он служил в Порт-Жантиле. – Я никогда не была в Габоне. Эрван спутал периоды: Морван начинал с того, что тренировал войска президента Бонго в 1968-м, а год спустя отправился в Заир, чтобы расследовать дело Человека-гвоздя. Ди Греко принадлежал к габонскому периоду. Мэгги – к заирскому. – Возможно, он приезжал в Катангу… – рискнул он. Память Мэгги проснулась. – Такой тип со странной внешностью… – Можно и так сказать: в нем было около двух метров и руки как у вампира. – Ты говоришь «было», он что, умер? – Сегодня ночью. – И это как-то связано с твоим расследованием в Бретани? – Более-менее, – уклонился он от ответа. – Постарайся вспомнить. – Он работал в джунглях, как мне кажется, где-то рядом с рудниками… – Папиными? – Тогда у папы еще не было рудников. Тот тип, которого я вспомнила, отвечал за безопасность месторождений «Жекамин», большой горнопромышленной компании в Катанге. – Это папа его вызвал? – Представления не имею. – А что еще можешь вспомнить? Голос стал неуверенным. – Это было так давно… Суровый, жестокий, очень худой и измученный мужик. С чернокожими вел себя как законченная сволочь. Я попыталась организовать Ассоциацию защиты рабочих. Я очень много этим занималась и… – А ты помнишь, какие у него были отношения с папой? – Скорее дружеские, мне кажется. – Они выполняли поручения французского правительства? Она мягко засмеялась: – Гнить в Африке само по себе было «гражданским подвигом», можешь мне поверить… Она заговорила тем тоном, который он любил, – легким, отрешенным. Но образ двух секретных агентов выглядел зловеще: один охотится на серийного убийцу, другой издевается над толпой рабов. Два монстра в траве, [91] которые вскоре расцветут под тенью власти. – Ты больше ничего добавить не можешь? – продолжал настаивать он. – Подумай еще. Мэгги пыталась подобрать слова: – Он казался… сумасшедшим, словно помешанным на жестокости. – Ну, тогда они с папой два сапога пара. – Не говори так. – Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать. Голос Мэгги чуть заметно изменился, как будто в комнату зашел Морван: – Мне не нравилось, что они встречались… Он дурно влиял на твоего отца… Эрван чуть не расхохотался. Вопрос вырвался у него вне связи с разговором – просто он уже много лет жег ему губы: – Что между вами произошло там, в Африке? – Не понимаю, о чем ты спрашиваешь. – Вы познакомились и сразу решили пожениться? У нее вырвался странный смешок. – Мы были влюблены… – Наверняка это длилось недолго. – Ты ошибаешься. Любовь и сейчас осталась. Просто теперь по-другому, вот и все. – Я никогда не мог тебя понять. – Твой отец болен. Эрван все более нервно вышагивал по парковке. Гул машин пульсировал у него в висках. Небо было голубым, но отливало жесткостью расплавленного металла. – Ты всегда все списываешь на его нервы, – заговорил он как ребенок, который ищет ссоры. – А может, он просто мерзавец, который бьет жену? В Угро он такой не один. И можешь мне поверить, эти засранцы не имеют ничего общего ни с Арто, ни с Альтюссером. Поэт и философ были кумирами матери. Два интеллектуала, и оба закончили свои дни в психиатрической лечебнице – с маленьким бонусом у второго: во время приступа, в 1980 году, он задушил жену. – Это и есть самое грустное. Ты так нас и не понял. – Я жил с вами изо дня в день на протяжении двадцати лет. – Ты знаешь только одну сторону. И не знаешь, что происходит в интимной жизни пары. – Избавь меня от подробностей. – У нас всегда были раздельные спальни, – возразила она, понизив голос. – Но под завесой ночи жестокость открывает свое истинное лицо… Он погружался в ее откровения, как в болото. Сам тембр голоса Мэгги, журчащий и близкий, действовал гипнотически. – Я должен повесить трубку. У меня куча работы и… – Вам знакома только дневная форма его болезни. А вот ночью реально понимаешь, насколько он… одержим. Эрван вернулся к машине и открыл дверь: – Мэгги, я перезвоню тебе, я… – Помнишь, как он клал оружие на стол перед каждой едой? – Как я могу такое забыть? – Однажды ночью, когда мы были вдвоем, он выстрелил в меня. Эрван оперся о крышу «вольво», выставив локти вперед, и опустил голову на руки. Прошлое его отца – это как архивы нацистов: стоит лишний раз поворошить, и всегда откроется новая мерзость, еще неизвестный кошмар. Источник никогда не иссякает. – Ты… ты была ранена? – Оружие было заряжено холостыми. Я потеряла сознание и обделалась. – Я вешаю трубку… – Он меня унижал месяц за месяцем после этой истории. – Зачем ты мне это рассказываешь? – Чтобы ты понял: он не просто жестокий, он сумасшедший. – Что это меняет? |