Онлайн книга «Лонтано»
|
Один из зомби подошел: – Ты облажался, хозяин. На глазах у него были красные линзы. Другие призраки зашли в гостиную. Один был в черном кожаном плаще и цилиндре, с палашом в руке. На другом, лицо которого наполовину скрывал женский парик, переливались светящиеся татуировки. – О чем… о чем вы говорите? – Ты не прррекратил свою хрень. А мы… мы тебя пррредупреждали… Его африканский акцент был комичен, но смеяться не хотелось. – У меня… у меня здесь денег нет… – Не здесь, хозяин… Но бабло у тебя есть, много бабла, и оно наше. – Что вы хотите сказать? – Найдем спокойный уголок и поболтаем. 69
Прежде чем позволить себе несколько часов сна, Эрван зашел в управление проверить, не добыла ли его команда новых данных. Обнаружил только своего помощника, как всегда, на рабочем месте, в кабинете, соседнем с его собственным. – Что у тебя? Крипо поднял голову от компьютера – стену у него за спиной украшало знамя с изображением Че Гевары. – Хаким Бей – это тебе что-нибудь говорит? – Нет. – Был такой американский поэт и философ, настоящее имя Питер Ламборн Уилсон. Провел много лет на Востоке, где стал суфием, потом вернулся в Штаты. Известен прежде всего как создатель концепции ВАЗ, temporary autonomous zone, – временных автономных зон. – Что это? – Невидимые группы, которые на протяжении некоторого момента разделяют набор общих ценностей, всегда противоречащих социальным правилам и установленным нормам. Анархисты нашего времени. У Эрвана невольно вырвался усталый жест. – Не вижу связи с нашим расследованием. – В девяностых годах выразителями ВАЗ были рейверы. Свободные люди с их собственными правилами. Как сегодняшние хакеры. – Черт, Крипо, ближе к делу. – Одна такая ВАЗ организует «беспредел». Мужчины и женщины, повернутые на фетишах и садомазо. Считают себя сексуальными бунтовщиками и утверждают свое право на отличие от всех прочих. Эрван не очень понимал, как Ди Греко с его садистской идеологией мог вписаться в эту категорию. Еще меньше – как туда могли попасть богатеи из Бьевра. Он не хотел разочаровывать Крипо, который продолжал: – Не так-то просто получить информацию: эти группы помешаны на секретности. Но у них вроде бы есть лидер, типа гуру: Иво Лартиг, современный скульптор, очень продвинутый. – Отложи до лучших времен, – велел Эрван, просто чтобы поставить точку. – Главное – продвинуться по убийству Анн Симони. – Не исключено, что есть связь. Некоторые члены этой ВАЗ заходят очень далеко. Пытки, наказания… Почему бы не убийство? Получается, панкушку прикончил не одинокий убийца – она стала жертвой коллективного жертвоприношения. Некий социологический выверт привел их обратно к его гипотезе об извращенной церемонии в Бретани. Он в это не верил, но бросил кость Крипо: – Может, она сохранила связи с маргиналами. Поговори с Фавини. Проверьте, не была ли она связана с твоей зоной временной анархии. – Временной автономной зоной. – Ты меня понял. Крипо черкнул что-то на стикере, прежде чем добавить: – А еще я связался с Институтом Шарко. – Это что? – Спецбольница, где Тьерри Фарабо закончил свои дни. Мы им уже звонили, когда были в «Кэрвереке». Решительно, у него голова не в порядке: мало того, что он не проверил основополагающий факт – действительно ли умер Человек-гвоздь? – так еще умудрился забыть название заведения. Проснись. – А ты откуда это взял? – спросил он, чтобы отвлечь внимание. – Результат моих личных изысканий. Тьерри Фарабо не так уж неизвестен. Его смерть вызвала кое-какие отклики в прессе. Надо сказать, я был немного удивлен: тот факт, что эта спецбольница и школа пилотов находятся на расстоянии всего нескольких километров, не может быть случайностью. – Согласен. По крайней мере, он точно умер? – Умер и кремирован, как утверждает больница. От нарушения мозгового кровообращения в собственной камере в две тысячи девятом. – Там ничего подозрительного нет? – Мужику было шестьдесят два года. Подозрительно только то, что его продержали в одиночке до самого конца. Я жду свидетельства о смерти. Одна деталь: пепел Фарабо был развеян в «месте рассеивания» на кладбище… в Кэрвереке. Новая связь между психиатрическим институтом и К76. Может, имитатор выбрал школу пилотов из-за ее близости к кладбищу? – А «место рассеивания» – это что? – Вроде колодца, куда бросают пепел ушедших. «Ибо прах ты и в прах возвратишься». Эрван чувствовал, что они подобрались к чему-то важному, но двигались на ощупь и с белой тростью слепца. – Ты говорил с директором спецбольницы? – В середине ночи я мало с кем смог поговорить, но я взял тебе билет на самолет до Бреста. – Что? – Ты летишь завтра, терминал «Орли – Запад». Эрван чуть было не впал в ярость, но вовремя вспомнил, что это первое, о чем он подумал с самого начала: Тьерри Фарабо мог оказать воздействие на другого заключенного спецбольницы, сформировав его образ мыслей; ученик освободился и продолжил череду убийств. – Я взял только один билет, – добавил эльзасец. – Ты же не сердишься, что я с тобой не полечу. А еще я позвонил Мюриэль Дамас, заместителю прокурора, она нам пришлет полное досье. Эрван представил, как приземляется в Бресте и снова видит трех мушкетеров. При одной этой мысли он почувствовал, как его охватывает необоримая усталость. Он должен поспать несколько часов, пусть даже придется принять рогинол, [112] и вернуть себе хоть подобие энергии. – Какие новости от остальных? – Тонфа по-прежнему в медэкспертизе. Сардинка обходит притоны наркош, ищет приятелей Анн Симони. Что до Мисс Барахолка, она наверняка вышагивает по набережным в ожидании, пока не откроются все заведения. Крипо прозвал так Одри, потому что одежда на ней всегда выглядела так, будто хозяйка откопала ее на какой-нибудь деревенской распродаже. Единственное, что Эрван понял: несмотря на его советы, ни один из членов команды не отправился спать. И в результате решил поступить так же – отдохнет в самолете. – Ладно. Поеду приму душ и сам покопаюсь, что там есть на Человека-гвоздя. Встретимся все здесь в девять часов. |