Книга Ольга, княгиня русской дружины, страница 77 – Елизавета Дворецкая

Было еще не совсем темно: людей еще можно было разглядеть, но стяг – уже нет.

– Следи, не выйдут ли еще! – велел Володислав.

Это было странно. Ингвар не пришел бы сюда с тремя десятками человек. А если это Мистина – то почему сюда, в Коростень? С миром или войной, победой или поражением – он пошел бы к себе, в Свинель-городец. Если только его не захватил уже кто-нибудь… Ингвар… Вот ведь время настало: и не знаешь, откуда ждать напасти.

Мы ждали, пытаясь через стену расслышать приближение неведомой дружины. Та ехала к воротам.

– Что за люди? – закричали на стене, и мы поняли, что пришельцы уже близко.

Им что-то ответили снизу. Мы пытались уловить знакомые имена, но не получалось. Дул ветер, относя крик куда-то в сторону, и даже, казалось, темнота мешала расслышать.

– Что-о? – повторили на стене.

Им снова ответили. Потом дозорный повернулся к нам и крикнул вниз:

– Говорят, от князя моравского, Олега Предславича!

– Не может быть! – изумился Володислав. – Ну, отворяйте.

Знаком он велел челяди подать огня. Ворота открылись. Кто-то из наших вышел наружу. Мне не слышно было, что там говорят. Потом вышел и сам Володислав. Я приблизилась к воротам, пытаясь разобрать хоть что-нибудь.

Разговор там шел взволнованный, но, кажется, мирный. Все больше людей перемещалось наружу, за ворота. Слышались изумленные выкрики. Наконец и я не выдержала и тоже вышла.

С десяток факелов собралось в одном месте, освещая кружок из нескольких человек: Володислав, Житина, Обренко и трое-четверо спешившихся всадников. Володислав обернулся, увидел меня и махнул рукой: дескать, иди сюда.

Я подошла. Люди расступились. И я увидела рослого темнобородого человека с очень знакомым лицом.

Это было похоже на сон. Странное чувство, я тогда испытала его впервые в жизни: я была уверена, что знаю этого человека и ни с кем не могу спутать, но в то же время была убеждена, что он никак не может оказаться сейчас здесь. Или я сплю и все это мне снится?

– Славушка… – Он шагнул мне навстречу и развел руки, собираясь обнять.

Князь моравский Олег Предславич, мой отец.

* * *

Со времен того киевского переворота я видела отца дважды. В первый раз он приехал зимой после моего замужества. Рассказал мне о смерти матери, а еще о своей новой жене – Ярославе, дочери Земомысла, князя ляшского. У них уже была маленькая дочка, названная Горяной в честь бабки по матери. Второй раз он приезжал еще два года спустя, когда я уже родила Малку. Тогда они встречались у нас в Коростене с Ингваром. На Святой горе задавались пиры в честь их примирения, князья договорились о мире, дружбе, условиях торговли и военной помощи. Мой отец очень нуждался в помощи против угров, а Ингвар вовсе не собирался ее оказать. Он очень желал, чтобы изгнанный им из Киева внук Вещего нашел себе державу в другом месте и можно было не опасаться, что он когда-нибудь вернется. В то же время постоянные нападки угров не оставили бы отцу возможности вновь искать киевского стола.

Но в те годы мы знали о его приезде заранее и готовились к встрече. Теперь же я скорее готова была поверить, что сплю и вижу сон, чем в то, что он наяву стоит передо мной. Даже его объятия, неловкие из-за толстого дорожного плаща, меня в этом не убедили.

Но потом я все же поверила – когда снова взглянула ему в лицо. Как же он постарел! Я с трудом удержалась, чтобы не спросить, здоров ли он. Отец выглядел пятидесятилетним стариком, а ведь ему было лишь на два-три года больше сорока! Морщины углубились, в бороде и на висках было уже так много седины, что хотелось протянуть руку и стряхнуть.

Он был не таким, каким я его запомнила. И тогда я поверила, что это не сон, а поверив, опомнилась.

Володислав увел тестя в избу, а я пустилась хлопотать: его людей нужно было накормить, устроить на ночлег. Кое-кого я помнила – они были из отцовой еще старой киевской дружины. Остальные же были мне незнакомы, и их моравскую речь я поначалу разбирала с трудом. Почти у всех было в одежде и снаряжении что-то угорское: у кого кафтан, у кого сабля вместо меча, у многих – луки. У многих бороды были сбриты, зато до груди свисали длинные усы. На ногах – сапоги. Угорских поясов я и в Киеве повидала, но здесь они были почти у всех. Если бы не речь и не черты лица, я бы приняла моравов за угров!

Когда я наконец вернулась в избу, Володислав и отец уже о многом успели поговорить. Я села в свой угол, пытаясь разобрать, о чем речь и чем объясняется это чудо.

– Мы же родичи, о чем разговор! – говорил Володислав, когда я вошла. – Живи сколько хочешь! И людей твоих приютим. А там как богам поглянется. И у нас тяжкие времена случались, мы-то знаем, каково оно!

Я ловила взгляд отца, но он лишь улыбался мне.

– Где детки? – негромко спросил он. – Здоровы? Спят? Большие уже совсем?

– Вот они! – Я подозвала его к полатям, где спали дети.

Они даже не шелохнулись, несмотря на шум и говор.

Отец подошел. Ему при его росте нетрудно было их увидеть и на полатях.

– Батюшка… – Я прикоснулась к его плечу.

– Славушка! – Он повернулся и снова обнял меня. – Я к вам… куда ж еще, думаю?

– Неужели у вас… вы…

– Худо мое дело. – Он опустил голову. – Нет мне от бога счастья. Думал я этим летом выбить угров из Велиграда – и тесть мне подмогу посылал, и Генрих на них давил… Вот еще от Ингвара ждал помощи, да не дождался. У Земомысла тоже несладко: его жупаны бранятся, что из-за меня угры и на них пойдут. Я и решил уйти пока оттуда. Чтобы на родню зла не навлекать.

– А семья где?

– У тестя. Дочь-то он свою с внучкой в обиду не даст. А я мужчина, мне за спиной у старика не прятаться. Думаю с Ингваром потолковать. Может, все же поможет с войском – если не нынче, так хоть на другой год.

– Да уж. – Я опустила руки. – Ты сможешь с ним потолковать. Он сейчас – совсем рядом. И с войском…

Отца я проводила на ночь в избу Багряны – она так и стояла пустая со времен свекровиной смерти. У нас тоже все улеглись, но я не могла спать. Мой отец разбит и изгнан уграми из его собственной наследственной державы! Не верилось, что дошло до такого. Угры наседали на него много лет: у них ведь нет иной чести, кроме как всякий год ходить в походы и искать добычи, а с тех пор, как они обосновались на Дунае, для всех их соседей настали тяжкие времена. Мы все надеялись, что отцу удастся отстоять землю своих дедов. Но вот – как сорок с лишним лет назад его отец, Предслав Святополкович, он был вынужден бежать оттуда в Киев, к русским князьям, и вновь искать у них приюта, защиты, может быть, помощи.

Я едва не плакала. От кого мой отец унаследовал злую судьбу? Он ведь такой хороший человек! По отцу он – единственный наследник древнего моравского рода Моймировичей, по матери – внук Вещего. Он добр сердцем, умен, честен. Никогда он не посягал на то, на что не имел законного права. В отличие от Ингвара – в этом Володислав прав. Почему ни наши боги, ни даже ромейский Христос, к которому моравы издавна привержены, не защитит его?