
Онлайн книга «Лавка дурных снов»
Можно мне водички? Плесните вон из того пластикового кувшина. Здесь нам в комнаты ставят только кувшины из пластика, стеклянные в зомби-отелях держать не разрешается. Ах, как хорошо. Давненько я так долго не разговаривал, а мне еще много чего нужно рассказать. Еще не заскучали? Нет? Я тоже. Отлично провожу время, пусть история и жуткая. Билли Андерсон не играл до 1958 года, и тот год стал последним в его карьере: Бостон безоговорочно расторг с ним контракт посреди сезона, и больше он никуда не смог пристроиться. Ведь он растерял всю скорость, а прежде выезжал только за счет своей быстроты. Врачи говорили, что он будет как новенький, что ахиллово сухожилие чуть надрезано, а не рассечено, но оно к тому же очень сильно растянулось, и вот это, по-моему, его и прикончило. Бейсбол – игра жесткая, знаете ли, но мало кто понимает это до конца. Не только кетчеры получают травмы в столкновениях за «домом». После игры Дэнни Ду обнимает парня в душевой и орет: – Сегодня вечером ставлю тебе стакан, салага! Да что там, ставлю десять стаканов! – А потом выдает высшую похвалу: – Ты, черт возьми, выстоял и не сломался! – Десять стаканов, потому что я, черт возьми, выстоял и не сломался, – повторяет парень, а Ду ржет и хлопает его по спине, как будто смешнее в жизни ничего не слышал. Но тут врывается Пинки Хиггинс. В тот год он был менеджером «Ред сокс». Работа и так неблагодарная, да к тому же летом 1957-го дела у Пинки и у «Сокс» шли все хуже и хуже. Он был зол как черт и с таким остервенением жевал табак, что у него изо рта сочилась слюна и капала на форму. Он заявил, что наш новичок умышленно порезал Андерсону лодыжку, когда они столкнулись за «домом». Сказал, что Блейкли, скорее всего, проделал это ногтями, и за это его надо снять с игр. Звучало грозно, особенно от человека, чей девиз гласил: «Шипы точи – врагов мочи!» Я сидел в офисе Джо и потягивал пиво, так что мы с Дипунно на пару выслушали весь этот рев Пинки. Мне показалось, что он спятил, и, судя по выражению лица Джо, я был не одинок. Джо подождал, пока Пинки выдохнется, а потом ответил: – Я не следил за ногой Андерсона. Я смотрел, осалил ли его Блейкли и удержал ли он мяч. Что он и сделал. – Приведи его сюда, – кипятился Пинки. – Я хочу сказать это ему в глаза. – Возьми себя в руки, Пинк, – говорит Джо. – Разве я устраивал бы истерику у тебя в офисе, если бы порезали Блейкли? – Да не шипами это! – ревет Пинки. – Шипы – часть игры! А вот царапаться, как… как девка на футболе… ни в какие ворота не лезет! А Андерсон семь лет играет! Ему семью кормить надо! – Так, значит, что у тебя получается? Мой кетчер рассек твоему раннеру лодыжку, когда его осалил, а потом еще и бросил его через плечо? И все ногтями? – Так говорит Андерсон, – огрызается Пинки. – Андерсон утверждает, что почувствовал это. – Может, Блейкли ему ногтями еще и ногу растянул? – Нет, – признается Пинки. К той минуте лицо его сделалось пунцовым, и не только от злости. Он понимал, как звучат его слова. – Он говорит, что это произошло, когда он упал. – Прошу прощения у высокого суда, – вступаю я. – Но ногтями? Это же чушь. – Я хочу увидеть руки этого парня, – заявляет Пинки. – Покажите их мне, или же я подам апелляцию, мать вашу. Я было подумал, что Джо пошлет его куда подальше, однако он этого не сделал, а повернулся ко мне. – Скажи парню, чтобы зашел. И передай, что он должен показать мистеру Хиггинсу ногти, как учителю в первом классе после Клятвы на верность флагу. Я привел парня. Пришел он довольно охотно, хотя из одежды на нем было одно полотенце, и не отказался продемонстрировать ногти. Они были короткие, чистые, не обломанные и даже не загнутые. Никаких тебе потертостей и кровоподтеков, как если ими в кого-то вцепиться или рвануть. Но кое-что я заметил, хотя в тот раз не придал этому никакого значения. С указательного пальца исчез пластырь, и на его месте я не увидел ни малейшего следа заживающего пореза. Только чистая кожа, розовая после душа. – Доволен? – спрашивает Джо у Пинки. – Или хочешь проверить, чистые ли у него уши? – Да пошел ты, – отвечает Пинки. Встает, топает к двери, смачно сплевывает жевательный табак в корзину для бумаг – плюх! – а затем оборачивается. – Мой парень говорит, что твой парень его порезал. Что он это почувствовал. А мои парни не врут. – Твой парень решил погеройствовать в разгар игры, вместо того чтобы остановиться на третьей базе и дать шанс Писалу. И теперь, чтобы выкрутиться, он тебе наговорит сорок бочек арестантов. Ты сам знаешь, что случилось, и я тоже знаю. Андерсон зацепился за свои же шипы и порезался, когда упал. А теперь проваливай отсюда. – Это тебе даром не пройдет, Дипунно. – Да ну? Ладно, завтра игра в то же время. Приходи пораньше, пока попкорн не остыл, а пиво не нагрелось. Пинки ушел, на ходу отламывая свежий кусок жевательного табака. Джо побарабанил пальцами по столу рядом с пепельницей, а потом обратился к парню: – Ну вот, теперь остались все свои. Ты что-нибудь сделал Андерсону? Только давай как на духу. – Нет. – Ни тени колебания. – Я ничего не делал Андерсону. Это правда. – Ну вот и ладно, – сказал Джо и встал. – Люблю потрепаться после игры, но отправлюсь-ка я лучше домой и трахну женушку на диване. После победы на открытии сезона у меня всегда классно стоит. – Он хлопнул нового кетчера по плечу. – Парень, сегодня ты отыграл как надо. Молодец. Он ушел. Парень потуже затянул на поясе полотенце и направился было назад в раздевалку. Я сказал ему вслед: – Похоже, твой порез при бритье совсем зажил. Он остановился как вкопанный у самой двери, и хотя он стоял ко мне спиной, я понял: совесть у него нечиста. Это можно было понять по его позе. Сам не знаю, как это получше объяснить, но… я понял. – Что? – Как будто не врубился в мои слова. – Порез от бритья у тебя на пальце. – А, порез. Ну да, совсем зажил. И выплывает себе из офиса… Хотя, будучи деревенщиной, он, наверное, и понятия не имел, куда шел. Ну вот, вторая игра сезона. Денди Дэйв Сислер – на питчерской горке за Бостон. Едва наш новый кетчер устроился на площадке бэттера, как Сислер посылает фастбол прямо ему в голову. Выбил бы ему на хрен глаза, если бы попал, но парень лишь дернул головой назад – даже не пригнулся, – а потом снова поднял биту, глядя на Сислера и как бы говоря: давай еще разок, если хочешь. Болельщики заорали как сумасшедшие и принялись скандировать: – У-ДА-ЛИТЬ! У-ДА-ЛИТЬ! У-ДА-ЛИТЬ! Судья Сислера не удалил, но вынес ему предупреждение, к дикому восторгу болельщиков. Я огляделся и увидел Пинки рядом со скамейкой бостонцев. Он разгуливал взад-вперед, так плотно сложив руки на груди, словно боялся взорваться. |