Онлайн книга «Я иду искать»
— Эй, ты же обещал, что мы хотя бы попробуем, — в отчаянии напомнил я. — Нет. Твёрдого обещания я тебе не давал. — Ты обещал, что не будешь лезть в это дело. Только смотреть и слушать, — сказал мне Шурф. — Твёрдого обещания я тебе не давал, — повторил я слова Иллайуни. Цитируемый автор укоризненно покачал головой. Кажется, в шахматах такая ситуация называется цугцванг [46] . По крайней мере, фонетически этот термин идеально соответствует охватившим меня в тот момент чувствам. — Всегда знала, что самое интересное вы делаете без меня! На этот раз Меламори выглядела по-настоящему ужасно. Без преувеличения. Она была черна, как уголь и практически бесформенна, глаза дымились, как жерла вулканов, а рот хаотически блуждал по пространству расползающегося как облако лица, явно не в состоянии понять, где его законное место. — Гнев тебя очень красит, — ласково сказал я. — Это ещё кто? — спросил Иллайуни. Он-то, бедняга, и правда думал, будто это теперь его сон. Не знал ещё, с кем связался. — Это леди Меламори Блимм, — ответил я. — Самая красивая девушка, как минимум, в нашей Вселенной. Сейчас это особенно бросается в глаза, не так ли? — Да, — вежливо согласился Иллайуни. — Ты что, решил устроить в своём сновидении вечеринку? Говори сразу, кого ещё пригласил. Мне сейчас не до шуток. Пока вы тут веселитесь по своему нелепому угуландскому обычаю колдовать как спьяну, я держу в руках пять смертей, усмиряя их усилием воли. Нельзя меня отвлекать. — Он меня не приглашал, — надменно заявила Меламори. — Я сама решаю, сниться ему или нет. — Она очень крутая сновидица, — вставил я. — По крайней мере, так утверждают арварохские буривухи. — Арварохские буривухи? — изумился Иллайуни. — С каких это пор они стали интересоваться людьми? — С тех пор, как познакомились со мной, — сказала Меламори. Некоторое время Иллайуни внимательно её разглядывал. Наконец кивнул: — Да, их можно понять. Ты и правда потрясающая. — Ты тоже, — согласилась она. — Макс никогда мне про тебя не рассказывал. Интересно, почему? — Просто не успел, — объяснил я. — Мы с ним только вчера познакомились. — Как ни странно, да, — подтвердил Иллайуни. — Хотя по моим, ощущениям, ты изводишь меня уже не первую тысячу лет. — У всех на второй день появляется такое ощущение, — утешила его Меламори. — Но ничего, потом привыкают. Ты тоже привыкнешь. — Давай ты сейчас проснёшься, — попросил её я. — Это не тот сон, который мне хотелось бы с тобой разделить. У нас большие про… — Когда захочу, тогда и проснусь, — отрезала Меламори. Это явно было только начало большой пламенной речи, но тут она увидела пернатую кошку и забыла обо всём на свете. — Кто тут такой хороший? — дрожащим от умиления голосом спросила Меламори. — Кто такой славный? Это кто у нас такой ушастенький? Ты ж моя красота! Миг спустя она уже сжимала в объятиях, гладила, тискала и чесала ручную смерть Иллайуни, забыв обо всём на свете, начиная с меня. Жертва, к счастью, не возражала. И, кстати, со способностью прикасаться друг к другу в сновидениях у обеих не было никаких проблем. — Одно слово, безумные угуландские колдуны, — вздохнул Иллайуни. — Связался на свою голову. Впрочем, вскоре он уже показывал Меламори ледяной цветок и вдохновенно читал ей лекцию о природе и поведении смерти. Она слушала его так внимательно, как никогда никого не слушала наяву. Даже на себя снова стала похожа — может ведь, если хочет. Ну или когда забывает, что это якобы ужасно трудно. А я смотрел на них и обречённо думал: «Что я действительно умею, так это превращать любое серьёзное дело в балаган». — Что ты действительно умеешь, так это превращать любое серьёзное дело в балаган, — вслух сказал Шурф. И, помолчав, добавил: — Сейчас я как никогда ясно понимаю, что это твоя самая сильная сторона. Будешь смеяться, но я начинаю верить, что ты и на этот раз повернёшь всё по-своему. По крайней мере, я уже не могу проснуться рядом с тобой в старой усадьбе. И, что особенно удивительно, совершенно на тебя за это не сержусь. Хотя, по идее, должен бы. Но это твоё сновидение. И теперь тебе снится, что я неожиданно стал твоим союзником в этой безумной затее. Ладно, как скажешь, твоя взяла. Но учти: проснёмся — голову оторву. — Ничего страшного, потом приделаешь на место. Ты аккуратный. И руки у тебя, хвала магистрам, не совсем из задницы растут. — Сэр Макс, — вдруг окликнула меня Меламори, и голос её звучал угрожающе, как вступительный аккорд симфонии о конце Мира. — Иллайуни мне всё объяснил. Получается, ты тут собирался умирать какими-то нелепыми чужими смертями? Вместе с ними? А меня не позвал? Не верил, что я тоже сумею? Никогда тебе этого не прощу. Надо отдать ей должное: за всё время нашего знакомства это была первая настоящая сцена ревности. И она удалась на славу. В смысле, я и правда почувствовал себя виноватым, как ни нелепо это звучит. Но вместо того, чтобы оправдываться, я сказал Иллайуни: — Смотри-ка, нас уже четверо. Тебя это не вдохновляет? — А тебя не пугает? — откликнулся он. — Мне в кои-то веки приснилось, что я очень храбрый, — усмехнулся я. — Очень приятное состояние. Хоть не просыпайся теперь никогда. — Неужели правда готов рискнуть? Всеми нами, не только собой? — Да нет никакого риска. Не забывай: это мой сон. А в моих снах никто по-настоящему не умирает. У меня и наяву-то особо не забалуешь. Я тебе уже говорил: я желаю торжества жизни. А когда я чего-то так сильно хочу, получаю. Неважно, какой ценой. Поэтому если всё-таки решишься, две из пяти — мои. — Не будь дураком. Нельзя умереть, не воскреснув. Нельзя воскреснуть, не проснувшись. А это означает, что вторая смерть может прийти за тобой наяву. — Но почему ты сразу не сказал? — опешил я. — Ради чего тогда это всё?.. — Потому что мне надо было сперва увидеть их своими глазами, а потом принимать решение. Если бы смерти срослись остриями, можно было бы попробовать отпускать их по очереди; на таких условиях я бы, пожалуй, сыграл. А так… Нет, не рискну. — Ничего, зато я рискну, — упрямо сказал я. Зря, конечно. Не представляю, как стал бы выкручиваться, если бы он вдруг согласился. Но Иллайуни отрицательно помотал головой. — Ого, — удивлённо воскликнула Меламори. — Что-то ты совсем разошёлся. |