Онлайн книга «Сторожевой полк. Княжий суд»
Федор ножом просто взрезал веревочку у горловины мешка, потому что она набухла от воды и не развязывалась. Любопытствующие ратники попытались было сунуть нос в мешок, но Федор рявкнул: – Как в воду лезть, так вас не было, а как добычу смотреть, так вы поперед князя норовите! Брысь отседа! Ратники отошли, но не далеко. Уж очень им интересно было узнать, что там, в мешке? Федор запустил руку в мешок, вытащил в кулаке серебряные монеты и массивную серебряную же цепь с крестом. Среди ратников пронесся завистливый вздох. – Федя, все из мешка вывали на тряпку, а то там воды полно. Федор сбегал к подводам, принес чистую рогожу, опрокинул над ней мешок. Зазвенели и покатились по рогоже монеты. Небольшой грудой лежали кольца, перстни, цепочки, серебряные чарки и ковш. – Ого! – откинулся назад Федор. – Дай всем воинам по рублю серебряному, а подводы с добром дома поделите. Распоряжение мое было встречено восторгом и ликованием. – Князь, вот повезло-то! – торжествовал Федька. – Не рано ли радуешься, Федор? Как бы боярыне злато-серебро возвращать не пришлось. Жаловалась она, что совсем без ценностей осталась. А вот рухлядь, что в подводах – то уж точно ваш трофей. – И это трофей, князь! – горячился Федька. – Все, что на саблю взято, – наше! – Так не по-соседски, Федя. Сейчас в деревню вернемся, покажу боярыне все, что в мешке. Признает ежели за свое, то верну. – Ай-яй-яй! Креста на тебе нет, князь! – чуть не застонал Федор. – Кони да пищали для макаровских ратников надобны, а ты своими руками добытое серебро отдать хочешь! – Молчи, Федька. Знаешь поговорку: «Жизнь – государю, а честь – никому». Федька обиженно сопел всю дорогу. Занималась утренняя заря. Впереди показались черные остовы сожженных изб и блуждающие вокруг люди. Пахло гарью. Мы въехали в деревню, вернее, в то, что еще вчера было Окуневом. С полуобгоревших изгородей хрипло перекрикивались два чудом уцелевших петуха, возвещавших наступление тяжкого для погорельцев дня. Страшное зрелище открылось нашим взорам. Подожженные татарами избы догорали. Черные головешки еще тлели и курились дымком. На месте сгоревших изб лишь высились печные трубы, да и то не везде, а лишь там, где не топили по-черному. Ехали мы медленно, обоз разогнаться не давал. Может, оно и к лучшему: глазели по сторонам – прикидывали ущерб. Вчера, во время боя, было просто не до этого. Теперь же, когда рассвело, мы воочию увидели, какое горе и разрушение принесли своим неожиданным и стремительным набегом татары. Треть изб и построек была сожжена. У каждого двора лежали на холстинах тела убитых. У хлопцев моих от ярости и ненависти зубы скрипели. – Вот нелюди! Мы подъехали к сгоревшему дому боярыни. Она вышла навстречу нам, уже умытая и одетая в простенький сарафан, но явно не боярский, из холопских запасов – из тех, что понаряднее. – Здрав будь, князь. Прости великодушно, но угостить тебя и воинство твое нечем. – Да мы уж и откушали немного. Мы тут пленного татарина судить собрались. Вот, холопа твоего, Гришку, сыскали. Что с ним делать думаешь? – Высечь его, да пусть на свинарнике работает. Пригрелся в боярском доме, как змея, да и подвел в нужный момент. – Воля твоя, боярыня, только уж больно ты мягка. Он не поехал за помощью, струсил, в стогу прятался, бросив коня. Сама подумай, если бы мы не поспели на помощь вовремя, вы бы все сейчас за татарскими лошадьми на аркане в плен бежали. Думаешь, на чужбине да на скудных харчах и тяжелой работе долго протянуть можно? Или на невольничий рынок в Кафе отвезли бы и продали в рабство. Вспомни даже у соседей – вернулся ли кто-нибудь из плена? Боярыня наморщила лоб и задумалась: – Нет, не припомню таких. – Ладно, я тебе сосед, и не след мне тебя поучать. Сейчас татарина осудим, да и к себе поедем. Собери людей. Жители деревни к полусгоревшему барскому дому собрались быстро. Я сидел на коне – больше просто не на чем было. Боярыня стояла рядом. Макаровские русины привели связанного татарина. Я поднял руку: – Православные! Люди русские! Сейчас будем суд чинить. Один из разорителей деревни вашей – перед вами. Как народ скажет, так с ним и поступим. Остальных с Божьей помощью удалось живота лишить. Из толпы стали раздаваться гневные крики. Татарин втянул голову в плечи и затравленно озирался. – Все видели зверства и бесчинства татарские? – Видели! – разом выдохнули люди. – Чего заслуживает татарин? – Смерти! Казнить его! Вздернуть супостата! – кричал возмущенный народ. Я посмотрел на боярыню Куракину. Она устало кивнула головой. – Быть по сему! Федор! Повесить татя! Чтобы и другим неповадно было. Ратники нашли сук покрепче, перекинули через него заготовленную Федором веревку, и вскоре татарин уже болтался в петле. В самом деле – чего на него время тратить? Не в Охлопково же везти под охраной? Все свидетели и пострадавшие – здесь. И пусть все видят: скорая и справедливая кара настигнет каждого разбойника и убийцу. После казни все крестьяне быстро разбрелись по избам. Много у сельчан сейчас забот: в первую очередь – гробы делать да погибших хоронить по-человечески, по-христиански. А потом жилье восстанавливать, живым надо жить дальше. Я же подъехал к боярыне, соскочил с седла. Махнул рукой Федору. Он опустил передо мной тяжелый кожаный мешок. – Василиса! Трофей мы взяли. По «Правде» все, что с мечом у врага отбито, – мое. Но я хочу остаться в добрососедских отношениях с тобой. Посмотри, нет ли здесь и твоего добра? Федор осторожно высыпал на холстину ценности из мешка. Боярыня склонилась, перебрала руками блестящие чаши, цепочки. – Нет, князь, не признаю своего. Федор шустро собрал обратно в мешок ценности и довольно улыбнулся. – А мое добро, князь, не сыщешь ли? Ведь усадьбу поднимать надо! – с надеждой в голосе спросила Василиса. – Невозможного просишь, боярыня! – Да я понимаю, князь, сгинуло добро мое. Не возвернешь уже. Не осуждай, по-бабьи спросила. Плечи ее поникли. Жалко мне ее стало. Я задумался. Что можно предпринять? В голове мелькнула неожиданная мысль: «А попробую-ка я чудесный порошок из подземелья, что прошлое зримым делает». Чем дьявол не шутит, вдруг чего выгорит? – Ладно, попробую помочь тебе. Ежели не выйдет у меня ничего – не взыщи. К твоему дому пойду. Только вот одному мне побыть там надо. Федор! Не пускай никого к дому барскому, пока я там буду. |