Онлайн книга «Супруга без изъяна, или Тайна красной ленты»
Оливия доела мороженое и встала. С началом летних каникул машин стало больше, и она осторожно перешла дорогу. Последние дни она вообще вела себя крайне осмотрительно, помня о том, что ей следует заботиться не только о себе, но и о крошечном существе, растущем в ней. На простой деревянной вывеске значилось «Витражи и фотографии». Оливия вошла, закрыла за собой дверь, и звуки улицы сразу стихли. Ей потребовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к прохладной, многоцветной красоте комнаты. За большим рабочим столом напротив двери сидел крупный мужчина со светлыми волосами, собранными в «конский хвост». Он поднял голову, посмотрел на Оливию, и она увидела пышные усы над полными чувственными губами. Над его головой клубился табачный дым, хотя он тут же затушил сигарету в пепельнице. В руке мужчина держал какой-то инструмент, перед ним лежало стекло. – Если у вас появятся вопросы, задавайте, – предложил он низким, скрипучим голосом. Оливия кивнула и повернула направо, подальше от его глаз. Ей казалось, что она двигается в замедленном ритме. Она чувствовала себя загипнотизированной, одурманенной яркими потоками света. Мастерская была маленькой, с высоким потолком, две стеклянных стены занимали витражи разных форм и размеров. Сначала Оливия едва могла выделить отдельные картины из общей массы, но потом ее взгляд упал на большой витраж, примерно пять футов на два, с изображением женщины в костюме эпохи королевы Виктории. Белое платье словно летело по воздуху, и Оливия сразу вспомнила ангела, которого купил Пол для их рождественской елки. Женщина игриво смотрела из-под полей украшенной цветами шляпы. Мужчина, работавший у стола, заметил, что Оливия рассматривает витраж. – Этот витраж не продается, – предупредил он. – Очень красиво, – сказала Оливия. – Это работа Анни О’Нил? – Точно. Я решил оставить этот витраж себе после ее смерти. Сказал себе, что Анни захотела бы, чтобы он остался у меня, раз он мне так нравится. Все витражи справа сделала она. Осталось совсем мало. Почти все раскупили. «Надо полагать, основным покупателем был Пол», – машинально отметила Оливия. – Остальное сделал я, – продолжал мужчина. Он махнул рукой в восточную часть мастерской, где на белых стендах расположились фотографии в рамках. – Снимки по большей части мои, хотя Анни была отличным фотографом. Оливия подошла к фотографиям. На первых стендах висели цветные снимки – в основном пейзажи в разных ракурсах и в разное время года. В правом нижнем углу была подпись Тома Нестора. Фотографии казались слишком утонченными для человека такого мощного телосложения. Оливия повернула за угол и увидела фотографии тех людей, которых она помнила очень хорошо. Это были муж Анни и двое их детей. На фотографии дочь Анни весело улыбалась, на щеках появились ямочки, волосы развевались на ветру. Своего сына Анни сфотографировала на пляже. Он стоял в одних шортах рядом со своим серфом. Темные волосы были зачесаны назад, капли воды сверкали на загорелой груди. Между этими двумя фотографиями висела черно-белая фотография Алека О’Нила. Оливию заворожили его глаза, такие светлые под темными бровями. Зрачки казались маленькими черными дротиками, пронзившими ее насквозь. Ей стало не по себе. Алек был снят в черном вязаном жакете и белой футболке. Густые темные волосы курчавились у самого выреза. Он слегка наклонил голову, опираясь на согнутую в локте руку. Алек не улыбался. Плотно сжатые губы были под стать холодному обвиняющему взгляду. Оливия отошла, но Алек О’Нил словно продолжал следить за ней, когда она оказалась перед большим черно-белым портретом Анни. Оливия замерла. Анни казалась знакомой в своей белокожей красоте и в то же время незнакомо живой. Ее волосы окружали голову нимбом, светящимся на черном фоне. – Боги создали Анни и разбили форму, в которой ее отлили. Оливия услышала голос мужчины за спиной и обернулась к нему. – Это вы снимали? – Да. – Казалось, ему трудно оторваться от лица Анни и посмотреть на Оливию. Но все же он перевел на нее взгляд и протянул руку: – Меня зовут Том Нестор. – Оливия Саймон. – Она снова взглянула на портрет. – Эта женщина была замечательной моделью для фотографа. – Это точно. – Нестор сунул руки в карманы джинсового комбинезона. Рукава его синей в белую полоску рубашки были закатаны до локтей, густые светлые волосы покрывали сильные предплечья. – Когда узнаешь, что еще совсем молодой человек умер, думаешь: «Этого не может быть». Потом начинаешь к этому привыкать. Чтобы поверить, что Анни больше нет, мне понадобились месяцы. Мне до сих пор иногда кажется: вот сейчас она войдет в эту дверь и скажет, что это все было шуткой, просто ей захотелось побыть одной. Мне нравится представлять, что она… – Его голос сорвался, он улыбнулся и пожал плечами. – Впрочем, не важно. Оливия вспомнила женщину на операционном столе, ровную зеленую линию на мониторе, жизнь, ускользавшую из ее ладони. – Мне надо бы пригласить сюда кого-то из художников, – продолжал Том Нестор. – Мне одному рента не по карману. Алек – муж Анни – помогает платить за аренду помещения. Но я просто представить не могу, как это я буду работать с кем-то другим. Пятнадцать лет мы с Анни делили мастерскую. Оливия повернулась к нему: – Мой муж написал о ней статью для «Морского пейзажа». Том удивился: – Пол Маселли ваш муж? Я не думал, что он женат. Разумеется, Пол не говорил о своей жене. Зачем? Может быть, он и Анни не сказал, что женат. – Видите ли, он… Мы разошлись. – А-а! – Том снова уставился на портрет Анни. – Пол по-прежнему заходит сюда время от времени. Говорит, что обустраивает новый дом. Он купил много ее работ. Пол хотел купить и этот витраж, на который вы обратили внимание, но я не могу с ним расстаться. Оливия взглянула на другие фотографии, потом вернулась в центр мастерской, коснулась угла еще не завершенного витража. – Как вы это делаете? – спросила она, проводя пальцами по темной полосе между синими стеклянными фрагментами. – Это же свинец, верно? Том вернулся на свое место за рабочим столом. – Нет. На самом деле это медная фольга, припаянная стеклом. Подойдите сюда. Оливия села на стул рядом с ним. Том работал над белыми ирисами на синем и черном фоне. Следующие десять минут она зачарованно наблюдала, как серебристые капли припоя падают на обернутые фольгой края стекла. Радуга от витражей на окнах играла на ловких руках Нестора. – Вы даете уроки? – неожиданно спросила Оливия, удивив не только Тома, но и себя. – Обычно нет. – Он посмотрел на нее и улыбнулся: – А вас это заинтересовало? – Да, я бы хотела попробовать. Хотя я не отличаюсь особыми талантами. – Никогда в жизни Оливия не делала ничего подобного. У нее не было свободного времени, чтобы учиться тому, что никоим образом не было связано с ее профессией. |