Книга Ни стыда, ни совести, страница 8 – Вячеслав Кашицын

Я не поверил своим ушам.

— Вы…

— Игорь Рудольфович, — раздраженно продолжил он, — пожалуйста, не ломайте комедию. Вам неизвестно кто такой Сергей Пешнин? Я вполне могу поверить, что вы не читаете «Форбс» и светскую хронику, но политические-то новости вы должны знать? Не в тайге же вы живете? Что вы на меня так смотрите? Я спрашиваю, как вы собирались жить с ней, со своей женой?

Я молчал.

Я снова вспомнил.

Что-то.

Кое-что…

— Игорь Рудольфович, вы язык проглотили?

— Я… Вы, наверное, что-то путаете. Она же…

— Нет, я ничего не путаю. — Он встал, подался ко мне. — Хватит клоунады! Вы меня слышите? Отвечайте!

Но я смотрел сквозь него. Я был ошеломлен. Это — то, что он сказал — объясняло многое: и ее необычную иной раз расточительность, и некоторые привычки, и скрытность, и даже теперешнее мое положение.

— Я… я не знал об этом.

Очевидно, мой голос звучал жалко.

Он наклонился надо мной, вглядываясь. Сигарета, жесткий рот. Я думал, он ударит меня.

— Ладно, — он выпрямился. — Знаете, Игорь Рудольфович, я думал, мы поладим. Честно, я так думал. — Подошел к столу, нажал кнопку. — Кротов! В камеру его.

— Подождите… — У меня вдруг возникло чувство, что мы видимся в последний раз. — Вы мне не верите? Но я действительно…

— У вас будет время подумать. Возможно, вспомните. Кто такая ваша жена. У вас будет очень, очень много времени.

— …Кто ты такая?

— О, проснулся. А ты — кто?

— Лиз, прости, но… Если не хочешь говорить, не надо, но, может быть, тебе хочется поделиться чем-то со мной и ты мне просто еще недостаточно доверяешь, скажи, что я могу сделать для тебя?

— Игорь…

— Знаешь, когда мы только познакомились, я думал, что ты, наверное, не хочешь открывать свое инкогнито, потому что ты замужем. И меня это огорчило. Потом ты сказала, что это не так. Ты знаешь, я с уважением отношусь к тайнам других — по крайне мере пытаюсь, — но это, конечно, не простое любопытство.

— Но ведь и ты о себе ничего не рассказывал.

— Ты не спрашивала.

— Верно. Потому что я знаю о тебе все, что нужно. Какая разница, кем ты был в прошлом? И кто у тебя был в прошлом? Важно, какой ты будешь в будущем. А свое будущее я связываю с тобой. И поверь мне, ты узнаешь все, что необходимо, я отвечу на все твои вопросы — тогда, когда придет время.

— Ты загадка.

— Да, дверца. А ты — ключ! Никакой тайны нет. Скажи, а если ты узнаешь обо мне что-то… нехорошее или, скажем, нечто, что тебя изумит, — ты уйдешь?

— Нет.

— Вот то-то и оно. То, что ты пишешь, не может написать человек злой или недостойный. Я люблю тебя. Очень люблю.

Собственно, а чему я удивился?

Я догадывался, что она из состоятельной семьи. Все: и манеры, и особенности ее речи, и привычка к комфорту, и даже капризы — все говорило о том, что она росла и воспитывалась в любви и достатке, хотя я, разумеется, не мог предполагать того, что она — светский персонаж. Тогда, во время мимолетного разговора о сокровенном, я предположил, что у нее есть нечто, чего она стыдится и, поскольку понимал, что это, с моей точки зрения, может быть совершеннейший пустяк, не стал настаивать. Тот факт, что она оказалась той, кем оказалась, для меня ничего не менял, хотя следователь и думал по-другому.

По-другому думал и адвокат.

— Само собой, Игорь Рудольфович, кто же в здравом уме поверит, что вы не знали, кто такая ваша жена? Можно, конечно, не смотреть телевизор и не читать газет, как вы, но есть же интернет. И поисковые системы.

— Я считал ниже своего достоинства выяснять то, о чем она не хотела говорить.

— Гм… ну в этом весь вы, конечно.

Сказал он это каким-то двусмысленным тоном, то ли шутя, то ли серьезно, при этом как-то особенно осклабясь.

— Вы пришли мне что-то сообщить?

— Скорее поговорить.

— Я вам рассказал все об аварии.

— А что еще было на допросе?

— А вы разве не знаете?

— Нет, — удивился он.

Я передал в нескольких словах то, о чем меня спрашивал Пшенка, и как я отвечал. Что-то скрывать от него у меня не было причин; хочет человек мне помочь за какую-то мифическую мзду, почему нет?

— Я принес вам заключение следственной экспертизы. — Он передал мне папку. — Главный вывод: машина была полностью исправна и, кроме того, была оборудована специальной системой безопасности, касающейся, правда, только водителя.

И он замолчал, как бы выжидая.

— И что?

— Как вы это объясните, Игорь Рудольфович? Только, пожалуйста, будьте откровенны.

Я почувствовал раздражение — второй допрос? — но попытался справиться с ним и ответил спокойно:

— Никак не объясню. Я водил эту машину несколько раз. Она говорила про какой-то тюнинг, подушки безопасности… А как вы себе это представляете? Одна сторона кузова из брони, вторая из жести? — Я усмехнулся.

— Нет, как раз подушки безопасности. Особое устройство. И их «Ягуар Лэнд Ровер» не производит.

Я пожал плечами.

Он опечаленно потер подбородок.

— Вообще-то она всегда на ней одна ездила, насколько я знаю, — сказал я. — Она вообще была одна… Может, по этому.

Довод, впрочем, мне самому показался слабым.

— Ладно. Проблема, Игорь Рудольфович, заключается в том, что в юриспруденции не существует понятия «несчастный случай».

— А какое существует?

— Отсутствие состава преступления.

— А вы продолжаете считать, что я преступник?

Он вздохнул.

— Там, — указал он на папку, — все есть. Если бы, скажем, был гололед. Или внезапная, ничем не обусловленная поломка — скажем, птица разбивает лобовое стекло. Или… Но здесь все иначе. Кто-то понесет ответственность. Если ремонтные работы велись с нарушением, и это стало причиной аварии, виноваты ремонтники. Если кто-то вас подрезал, виноват он. А если вы выехали на встречку намеренно… А ведь там камера была, возле этого ресторана, она вас засняла.

— У меня не было намерения. Я сам не знаю, как это произошло.

Он помолчал.

— Игорь Рудольфович, прошу вас отнестись к моим словам предельно внимательно. Я понимаю, вы не обязаны рассказывать о ваших… гм, отношениях с женой, но возможно, вы поссорились? Или она что-то сообщила вам? Положим — только не сердитесь, — что она вам изменяет. Или, скажем, попыталась вас поцеловать…