Онлайн книга «Колыбель для кошки»
|
– К несчастью, у меня нет с собой аппарата. – Так пойдите за ним, черт подери. Разве вы из тех людей, которые доверяют своей памяти? – Ну, это лицо на вашей мозаике я так скоро не забуду. – Забудете, когда помрете, и я тоже забуду. Когда умру, я все забуду, чего и вам желаю. – Она вам позировала, или вы работаете по фотографии, или еще как? – Я работаю еще как. – Что? – Я работаю еще как. – Он постучал себя по виску. – Все тут, в моей достойной зависти башке. – Вы ее знаете? – Имею счастье. – Фрэнк Хониккер счастливец. – Френк Хониккер кусок дерьма. – А вы человек откровенный. – И к тому же богатый. – Рад за вас. – Хотите знать мнение опытного человека? Деньги не всегда дают людям счастье. – Благодарю за информацию. Вы сняли с меня большую заботу. Ведь я как раз придумал себе заработок. – Какой? – Хотел писать. – Я тоже как-то написал книгу. – Как она называлась? – «Сан-Лоренцо. География, история, народонаселение» 70. Питомец Боконона
– Значит, вы – Филипп Касл, сын Джулиана Касла, – сказал я художнику. – Имею счастье. – Я приехал повидать вашего отца. – Вы продаете аспирин? – Нет. – Жаль, жаль. У отца кончается аспирин. Может, у вас есть какое-нибудь чудодейственное зелье? Папаша любит делать чудеса. – Нет, я никакими зельями не торгую. Я писатель. – А почему вы думаете, что писатели не торгуют зельем? – Сдаюсь. Признаю себя виновным. – Отцу нужна какая-нибудь книга – читать вслух людям, умирающим в страшных мучениях. Но вы, наверно, ничего такого не написали. – Пока нет. – Мне кажется, на этом можно бы подзаработать. Вот вам еще один ценный совет. – Может, мне удалось бы переписать двадцать третий псалом, немножко его переделать, чтобы никто не догадался, что придумал его не я. – Боконон уже пытался переделать этот псалом, – сообщил он мне, – и понял, что ни слова изменить нельзя. – Вы и его знаете? – Имею счастье. Он был моим учителем, когда я был мальчишкой. – Он с нежностью кивнул на свою мозаику: – Мона тоже его ученица. – А он был хороший учитель? – Мы с Моной умеем читать, писать и решать простые задачи, – сказал Касл, – вы ведь об этом спрашиваете? 71. Имею счастье быть американцем
Тут подошел Лоу Кросби – еще раз взглянуть на Касла, на этого писсанта. – Так кем вы себя считаете? – насмешливо спросил он. – Битником или еще кем? – Я считаю себя боконистом. – Но это же против законов этой страны? – Я случайно имею счастье был американцем. Я называю себя боконистом, когда мне вздумается, и до сих пор никто меня за это не трогал. – А я считаю, что надо подчиняться законам той страны, где находишься. – Это по вас видно. Кросби побагровел: – Иди ты в задницу, Джек! – Сам иди туда, Джаспер, – мягко сказал Касл, – и все ваши праздники вместе с рождеством и Днем благодарения туда же. Кросби прошагал через весь холл к регистратору и сказал: – Я желаю заявить на этого человека, на этого писсанта, на этого так называемого художника. У вас тут страна хотя и маленькая, но хорошая, старается привлечь туристов, старается заполучить новые вклады в промышленность. А этот малый так со мной разговаривал, что ноги моей больше тут не будет, и ежели меня знакомые спросят про Сан-Лоренцо, я им скажу, чтобы носа сюда не совали. Может, там, на стенке, у вас и выйдет красивая картина, но, клянусь честью, такого писсанта, такого нахального, наглого сукина сына, как этот ваш художник, я в жизни не видел. Клерк позеленел: – Сэр… – Что скажете? – сказал Кросби, горя негодованием. – Сэр, это же владелец отеля. 72. Писсантный Хилтон
Лоу Кросби с супругой выбыли из отеля «Каса Мона». Кросби обозвал его «писсантный Хилтон» [5] и потребовал приюта в американском посольстве. И я оказался единственным постояльцем отеля в сто комнат. Номер у меня был приятный. Он, как и все другие номера, выходил на бульвар имени Ста мучеников за демократию, на аэропорт Монзано и боливарскую гавань. «Каса Мона» архитектурой походила на книжный шкаф – глухие каменные стены позади и сбоку, а фасад сплошь из сине-зеленого стекла. Город, с его нищетой и убожеством, не был виден: он был расположен позади и по сторонам, за глухими стенами «Каса Мона». Моя комната была снабжена вентилятором. Там было почти прохладно. Войдя с ошеломительной жары в эту прохладу, я стал чихать. На столике у кровати стояли свежие цветы, но постель не была заправлена. На ней даже подушки не было, один только голый новехонький поролоновый матрас. А в шкафу – ни одной вешалки, в уборной – ни клочка туалетной бумаги. И я вышел в коридор поискать горничную, которая снабдила бы меня всем необходимым. Там никого не было, но в дальнем конце дверь стояла открытой и смутно доносились какие-то живые звуки. Я подошел к этой двери и увидал большие апартаменты. Пол был закрыт мешковиной. Комнату красили, но, когда я вошел, двое маляров занимались не этим. Они сидели на широких и длинных козлах под окнами. Они сняли обувь. Они закрыли глаза. Они сидели лицом друг к другу. И они прижимались друг к другу голыми пятками. Каждый обхватил свои щиколотки, застыв неподвижным треугольником. Я откашлялся… Оба скатились с козел и упали на заляпанную мешковину. Они упали на четвереньки – и так и остались, прижав носы к полу и выставив зады. Они ждали, что их сейчас убьют. – Простите, – сказал я растерянно. – Не говорите никому, – жалобно попросил один. – Прошу вас, никому не говорите. – Про что? – Про то, что видели. – Я ничего не видел. – Если скажете, – проговорил он, прижавшись щекой к полу, и умоляюще посмотрел на меня, – если скажете, мы умрем на ку-рю–ке… |