Книга Боги среди людей, страница 32 – Кейт Аткинсон

«Да я тут в Корпусе медсестер, – небрежно сказала она. – Просто на подхвате, как бы так».

– В окопах были мужчины, – настаивала Сильви, – а не светские дамочки-волонтерши.

– Корпус медсестер скорой помощи – это не светские дамочки, – спокойно возразила Иззи. – Мы утопали в грязи. А обзывать мужчину трусом – это непростительно, – добавила она вполголоса.

– Что правда, то правда, – согласилась Урсула, – а вот цыпленочком – еще куда ни шло.

Тедди засмеялся, обрадовавшись шутке. Он боялся, что, взвешенный на весах войны, окажется очень легким.

– Ага, испугалась! Сама ты цыпленок! – сказал он, указывая на нетронутую тарелку Иззи, и они с сестрой согнулись пополам от смеха.

– Как дети! – сварливо пробормотала Сильви.

Ну-ну, подумал Тедди. Ведь это им двоим вскоре предстояло встать и уйти – защищать Сильви, ее цыплят, Лисью Поляну, последние остатки свободы.

Когда Тедди был в Канаде, сестра писала ему совсем короткие письма («Закон о государственной тайне и все такое»), но между строк Тедди прочитал, что Иззи приходится несладко. Он был еще необстрелянным, а сестра уже хлебнула лиха.

Война, без преувеличения, была кровавой. В уютной и теплой плюшевой безопасности канадских кинотеатров он хрустел попкорном и с ужасом смотрел сводки новостей о стремительном наступлении на Британию. И на Роттердам. И на Варшаву. Франция все-таки сдалась. Тедди так и представлял себе поля подсолнухов, вмятых в грязь тяжелыми танками. (Но нет, подсолнухи не вмяли, подсолнухи никуда не делись.)

– Да, ты много пропустил, – сказала Сильви так, будто он всего лишь опоздал в театр.

Теперь мать, конечно, была в полном курсе боевых действий и держалась на удивление воинственно, что, предположил Тедди, оказалось несложно в относительном спокойствии Лисьей Поляны.

– Ее испортила пропаганда, – сказала Урсула, словно Сильви рядом не было.

– А тебя – нет? – спросил Тедди.

– Я предпочитаю факты.

– Ты у нас прямо как Грэдграйнд.

– Это вряд ли.

– А что говорят факты? – вклинилась Иззи, и Урсула, чья подруга работала в министерстве ВВС, не стала говорить, что шансов на выживание в первом же боевом вылете у Тедди будет крайне мало, а на то, чтобы дослужить до конца свой первый срок, – и вовсе почти нисколько. Вместо этого она оптимистично сказала:

– Что это справедливая война.

– Тогда хорошо, – сказала Иззи, – а то в несправедливой воевать неохота. Ты будешь на стороне ангелов, дорогой.

– Выходит, ангелы – британцы? – спросил Тедди.

– Несомненно.

– Очень тяжело было? – спросил он Урсулу в то утро, встретив ее с поезда.

Сестра побледнела и осунулась, как будто долго не выходила на воздух. Или побывала в бою. Интересно, встречается ли она еще с тем «мужчиной из Адмиралтейства»?

– Давай хотя бы сейчас не будем о войне. Ну да, было тяжело.

Первым делом они сходили на могилу Хью. Из церкви доносились высокие голоса прихожан, которые явились к воскресной заутрене и усердно вытягивали «Благослови, душе моя, Господа».

Надгробие Хью с избитой на первый взгляд надписью «Любящему отцу и мужу» все еще резало взгляд своей новизной. В прошлый свой приезд Тедди видел отца живым человеком из плоти и крови, а теперь эта плоть разлагалась под землей у его ног. «Избегай мрачных мыслей», – наставляла Урсула; совет, который сослужил ему добрую службу в последующие три года. А если вдуматься, то и до конца жизни. Тедди думал про себя, насколько добрым был его отец – лучшим из всех в семье. Как смириться с этой утратой?

– «Любящему отцу и мужу» – это печально, а вовсе не избито, – сказала Берти уже в девяносто девятом году, почти шестьдесят лет спустя после смерти отца Тедди.

Теперь его собственная жизнь тоже казалась ему историей. Берти спросила деда, какой подарок он хочет получить к своему восьмидесятипятилетию, и он ответил, что мечтает отправиться в небольшую экспедицию по «памятным местам». Тогда она взяла напрокат машину, и они отправились из «Фэннинг-Корта» в «вояж», как называла то путешествие Берти; Тедди называл его «прощальным туром». Он был уверен, что после миллениума долго не протянет, и рассматривал эту поездку как своеобразное подведение итогов его жизни, итогов тысячелетия. Узнай он, что ему отпущено еще более десятка лет, удивлению его не было бы границ. Путешествие получилось и странным, и приятным, исполненным чувств («Мы испытали весь спектр эмоций», – сказала впоследствии Берти), причем подлинных, а не просто ностальгических, которые, на вкус Тедди, стоили бы очень дешево.

С годами надгробие Хью поросло мягким лишайником, и надпись читалась с трудом. Сильви была похоронена в другом месте на том же кладбище, как и Нэнси, и ее родители. Тедди не имел представления, где лежат Уинни и Герти, но Милли тоже покоилась здесь, наконец-то обретя дом после целой жизни неприкаянных скитаний. Все эти люди, думал Тедди, связаны с Берти тонкой красной нитью, хотя она с ними никогда не встречалась. Памела и Урсула, как и Беа, выбрали кремацию. Тедди подождал, когда расцветут колокольчики, чтобы развеять над ними прах Урсулы. Имя мертвым – легион.

– Избегай мрачных мыслей, – посоветовал он Берти.

– А ты бы какую надпись хотел на своем надгробии? – спросила она, пропустив мимо ушей дедовское наставление.

Тедди представились бесконечные белые поля военных кладбищ. Имя, звание, номер. Ему вспомнились строчки из Китса: «Здесь покоится тот, чье имя было начертано на воде» – эпитафия, которую Урсула всегда считала слишком трагичной. Потом он подумал о Хью. Тот вообще однажды заявил: «Можете просто выкинуть мой прах с мусором, я не обижусь». Затем на ум пришло мемориальное кладбище на лугу Раннимид и высеченные на камне имена погибших, у которых вовсе не было могил.

Что-то изменилось. Но что? Ну конечно же: непослушного развесистого конского каштана, отбрасывавшего тень на могилы, больше не было; на его месте высадили небольшие цветущие вишневые деревья. Старая каменная стена, прежде скрытая орешником, теперь оголилась; ее почистили и обновили.

– Похороните меня в лесу, – сказал наконец Тедди. – Без имени, без эпитафии, просто посадите дерево. Лучше всего дуб, но подойдет любое. Только не перепоручай этого маме.

Смерть – конец всему. Иногда нужна целая жизнь, чтобы это понять. Он подумал о Санни, неустанно странствующем в поисках того, что сам Тедди оставил позади.

– Обещай прожить свою жизнь с умом, – сказал он Берти.

– Обещаю, – отозвалась Берти, уже в свои двадцать четыре зная, что это вряд ли возможно.

Гимн «Любовь Божественная, превосходящая любовь земную» возвестил, что утренняя воскресная служба подходит к концу. Тедди бродил среди надгробий. Похороненные здесь люди в большинстве своем умерли задолго до его рождения. В дальнем конце кладбища Урсула собирала конские каштаны. Деревья вымахали огромными, и Тедди задумался, сплетаются ли их корни с костями покойных; представил, как они прорастают через грудные клетки, браслетами обвиваются вокруг запястий и лодыжек.